Но на карте не было никаких речушек и приветливых низин. Имелся, правда, родник, но до него надо было еще добираться и добираться.
Пить хотелось всем, и каждый переживал это по-своему. Ромка, наевшись хлеба с сыром, корил всех за то, что не взяли с собой воду.
— Ну и купил бы в гастрономе лимонад, — сказал ему Ива.
— А ты напомнил мне? Скажешь, напомнил?
Алик в такие разговоры не встревал, потому что, сколько ни говори, ни вода, ни лимонад от этого не появятся.
— Почему не взяли лимонад?! — настырничал Ромка. — Почему, ва?
Ему никто не отвечал.
Тогда он принялся за Минасика.
— Где твой родник?! — наскакивал Ромка. — Где, ну? Карты рисует, профессор Копижир! Родник, озеро… Где родник?!
— Не дошли еще, — оправдывался Минасик. Он брел позади всех, держась за сачок двумя руками. — Сперва должен быть загон для баранов, а потом уже родник.
Минасик был прав лишь отчасти. Загон для баранов и родник оказались в одном и том же месте. Каменное корыто, обросшее зелеными волосами тины, было полно воды. Тоненькой струйкой стекала она вниз по каменному желобу.
Ромка первым добежал до родника. Он окунулся в него по плечи и замер. Можно было подумать, что он пьет не только ртом, но и ушами, и носом, и глазами. На дне корыта сидели маленькие лупоглазые лягушки. Но всем было не до них — пусть хоть крокодилы сидят!
Вода, не очень холодная и солоноватая, только сначала показалась вкусной.
— Так себе водица, — сказал Ива, напившись.
— Лучше, чем никакая, — возразил Алик.
— Лимонад как забыли купить! — снова возмутился Ромка. — Теперь с лягушками пьем.
— Вообще-то лягушки… — начал было Минасик, но его перебил чей-то окрик:
— Э, швилебо![7]
Обернувшись, они увидели пастуха с седой бородкой. Он стоял у входа в кош[8] и махал им рукой.
— Что вы пьете эту воду? — кричал старик. — Это плохая вода, кто ее пьет? Только мои овцы. Вон там, за холмом, хорошая вода, настоящий цкаро[9], сладкий и холодный. Под большим дубом, внизу сразу.
— Вот видите! — торжествовал Минасик. — На нашей карте все верно: сперва загон, а потом уже родник.
— Ты бы и пастуха нарисовал. — Ромка шел, поминутно сплевывая себе под ноги, видимо, вспоминал лягушек на дне каменного корыта.
Теперь тропа, словно ей тоже надоело тащиться под солнцепеком, частенько ныряла в неглубокие тенистые ущелья, заросшие барбарисом и дроком. Прошли заброшенное кладбище и каменный столб с полустершейся надписью: «Здесь начинаются владения князя…», а озера все не было. Не было и леса. И крутого спуска перед лесом. А все должно уже было появиться, если верить Минасикиной карте.