Первые такие письма майор Вадимин написал еще осенью сорок второго года. Тогда, в боях на Северном Кавказе, погибли многие из его взвода.
— Извещения составлены по форме и отосланы родственникам, товарищ младший лейтенант, — сказал ему в штабе полка пожилой писарь. — Места похоронения указаны, так что зря вы беспокоитесь, у нас полный порядок…
Вадимин долго ненавидел этого писаря, хотя и понимал, что не за что ненавидеть. Не знал старый канцелярист ребят из его взвода, не слышал их голосов, не видел их глаз, не имел ни малейшего представления о том, как жили они и как погибли. Что же требовать от этого человека, кроме пунктуального выполнения его писарских обязанностей? Что он мог рассказать о ребятах из взвода младшего лейтенанта Вадимина, если бы даже и захотел, что мог написать? Ничего ровным счетом. Выходит, писать должен сам Вадимин. И он написал первые свои горькие письма.
С тех пор делал это каждый раз, не перепоручая никому. Не думал поначалу о том, что со временем это превратится в его внутреннюю обязанность…
На следующий день в назначенное время он был в штабе дивизии. Небольшой дом на краю поселка полон людей. По всему чувствовалось, что идут сборы в дорогу. Во дворе стояли штабные автобусы, в них грузили ящики с документами, пишущие машинки и прочий штабной скарб.
— А, именинник, здорово!
— С чего бы это мне именины вдруг праздновать? — не понял Вадимин.
— Узнаешь от «самого». Иди, он уже спрашивал тебя.
Взглянув на часы, Вадимин одернул гимнастерку и толкнул обитую кошмой дверь.
— Разрешите, товарищ генерал?
— Входи, входи…
Вначале разговор шел самый обычный: о потерях в полку, о порядке следования до пункта, в котором дивизия получит пополнение, о представлении отличившихся в последних боях к наградам.
Командир дивизии просматривал списки, качал головой.
— Да, совсем маленько осталось нас, кавказцев, Вадимин, совсем маленько… Голованов, Буденко, гляди ты… Голованов, это который? Тот здоровенный, рыжий, с конопушинами, да?
— Он, Иван Васильевич…
— Знаю, как же! На «Голубой линии» тогда еще отличился. Красную Звезду я ему вручил, помнишь?
— Да, Иван Васильевич…
— Сколько ж тебе писем на сей раз писать, Вадимин?
— Много, товарищ генерал…
— Да-а… И ты всякий раз не забывай, пиши: может, чем помочь сумеем, походатайствовать о чем или заступиться там, если какая холодная душа обидит. В тылу-то она, жизнь, не больно сахарная… Так вот по поводу дальнего тыла. Ту важную птицу, что взяли твои орлы из разведроты, велено доставить прямо в Москву. Полетишь в группе сопровождения… Тут я с командующим о тебе договорился, он разрешил две недели отпуска. Формироваться мы долгонько будем, потому как пополнение в основном из новобранцев, об этом меня предупредили уже. В общем, ребятишек получим из категории «годен, не обучен». Да… Десять дней тебе на дорогу туда-обратно хватит, поезда небось уже с вагонами-ресторанами бегают? — Командир дивизии подмигнул Вадимину, рассмеялся. — Ну и пяток дней дома побудешь. Это тебе за то, что первым вышел к германской границе. Командующий так и велел передать…