Нойнтэ шел, спотыкаясь о рельсы. Далеко впереди светлел позолоченный солнцем овал — выход из штольни.
Сейчас Фриц выберется из нее, подойдет к командиру и расскажет ему все.
Командир очень нравился Фрицу. Светловолосый и светлоглазый, сильный и, наверное, бесстрашный. Именно таким рисовался в воображении Нойнтэ его погибший много лет назад отец.
Командир справедлив, он при всех обозвал Гуго Майера клистирной трубкой, а потом еще и кретином, когда тот сунулся не в свое дело и стал распоряжаться при переноске ящиков с дороги в штрек. И заставил его таскать их наравне с другими…
Герберт Траубе был единственным добрым товарищем Фрица. Они познакомились давно — мать Траубе каждое рождество приходила в приют, приносила сиротам корзину со сластями. У нее был небольшой кондитерский магазинчик невдалеке от школы.
Несколько раз фрау Траубе забирала Фрица на каникулы, и они вместе с Гербертом уезжали в деревню к его деду. То были самые лучшие дни в жизни Нойнтэ.
И потом еще Герберт был тезкой Норкуса, героического Норкуса с картины, висящей над кроватью Фрица…
Под сводом штольни тянулись два тонких кабеля. Подвешенные ко вбитым в скалу крючьям, они двумя разноцветными нитями, синей и красной, уходили к выходу. Нойнтэ не обратил на них внимания, он был целиком погружен в свои мысли.
Тот русский мог убить его. Всего секунда, и нож, ударив в бок, прошел бы к сердцу. Всего секунда…
Но русский не сделал этого. Почему?.. Почему он не сделал этого и теперь, связанный, лежит там, в конце главного штрека, вместе с Гербертом?..
Фриц вынул из ножен лезвие. «Все для Германии», — было вытравлено на нем готическими буквами.
Это был нож русского парня. Немецкий нож из золлингеновский стали. Фриц его приставил несколько минут назад к тощему животу Гуго Майера…
Тонкие кабели тянулись над головой, провисая в промежутках между крючьями. По одному из них, по красному, невидимая мгновенная неумолимая сила за тысячную долю секунды пронеслась от взрывного механизма до взрывателей, расположенных по всей длине главного штрека.
Громадная горячая ладонь толкнула Фрица в спину, сбила с ног. Вихрь пронесся над ним; плотная каменная пыль погасила далекий солнечный овал — выход из штольни.
* * *
Вальтер выглянул из-за козырька укрытия. Клубы серой пыли сползали по склону. Вход в штольню курился и был похож на рот, раскрытый в немом крике. Гора кричала, звала на помощь; отчаянный крик, не услышанный никем, клубился, стекая вниз, в заросли молодого дубняка.
— Вы были правы, — сказал Петцолд, — когда говорили им, что служба продолжается. Они и мертвые послужат Германии, когда спустя годы будет вскрыт этот тайник. Герои, пожертвовавшие собой ради будущего нации, доблестные защитники фатерлянда, презревшие смерть, найдут и более впечатляющие слова, не так ли, Вильгельм?.. Останки захоронят с почестями, сложат легенды, и не родившиеся еще сегодня солдаты будут вдохновляться их примером… Помните слова покойного фюрера?.. «Я освобождаю вас от химеры, имя которой — совесть!..»