Прощаясь, Рэма спросила, кого во дворе зовут Фомой.
— Фомой? — удивился Ива. — У нас нет такого!
— Странно, — в свою очередь, удивилась Рэма. — Я была уверена, что есть Фома.
В тот же день на переменке к Иве подошел Ромка. Мрачный и решительный.
— Ты куда ходил с ней?
— С кем?
— Сам знаешь с кем! Я же видел: вы ходили-ходили, говорили-говорили. Если любишь с девчонками ходить, пожалуйста, ходи с Джулькой, я разрешаю.
— А с Рэмой не разрешаешь?
— Нет! Кто первый сказал: за ней я гоняюсь? Скажешь, ты, да?
— Ну и гоняйся, а я просто хожу и разговариваю.
— Плохо будет!
— Не грозись, не испугаешь! Тоже мне, кочи[10] нашелся!
— Ты кто такой? Слушай, ты кто такой?!
С этой классической фразы в школе начинались все драки, большие и малые. Ромка лез грудью, взывая к окружающим:
— Держите меня! Я его покалечить могу, клянусь мамой, потом вам отвечать придется!
Но до драки так и не дошло. Неожиданно для всех в коридоре появился Вадим Вадимыч, на этот раз без повязки с буквами «ЮА», а просто с классным журналом в руках.
— Ну-ну, — сказал он, точно ему было очень интересно поглядеть на драку. — Петушиный бой? Кто с кем? А-а, наш помкомвзвода с несостоявшимся новобранцем. В чем причина конфликта?
— Он нарывается, — мрачно сказал Ромка.
Кубик не потащил никого в учительскую, не пригласил классного руководителя: поговорил и пошел себе дальше по коридору, помахивая журналом. Драться после этого расхотелось. И даже на Минасикину фразу: «Вообще так нельзя: я первый! Никто не подходите! Плохо будет!» — Ромка ничего не ответил, только оглядел его с головы до ног и, напевая: «Жирный, как барашка, любит манный кашка…», ушел в класс.
На следующее утро он появился во дворе музыкальной школы, разыскал дежурного по штабу полка.
— Давай записывай! — сказал он. — Дашь повязку с двумя полосками, я вам еще десять человек приведу.
С двумя полосками ему не дали. С одной тоже. Ромка пробовал настаивать, но ничего из этого не получилось. Так и остался он рядовым юнармейцем…
Неделя прошла в ученье. Сделав с вечера уроки, Ива с Минасиком спешили на плац — так назывался большой, похожий на пустырь двор музыкальной школы. Занятия проводил военрук — тощий, сердитый, в защитном френче с отложным воротником, в пилотке с кантами; из-под пилотки торчали во все стороны крутые завитки седых волос. За двадцать секунд он мог собрать и разобрать затвор трехлинейки и возмущался, когда юнармейцы не укладывались даже в две минуты.
— У меня пружинка лишняя осталась, — робко сообщал Минасик.
— У тебя лишняя, у тебя не хватает, — сердился военрук. — Вот здесь не хватает, — он крутил темным от ружейного масла пальцем возле своего виска. — Смотри сюда, смотри внимательно, ну! — И, как фокусник, в одно мгновение отправлял «лишнюю» пружинку туда, где ей следовало находиться.