Он ступил на порог:
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, Маноло, — ответил Лусио.
Маурисио лишь мельком взглянул на вошедшего.
— Привет! Как дела? — пробормотал он, склоняясь над раковиной, и принялся мыть стаканы.
Маноло остановился возле Лусио, отирая пот со лба и отдуваясь. Лусио взглянул на него.
— Понятно, это из-за галстука… — сказал он. — Как тут не вспотеть.
Маноло вытащил из верхнего кармана куртки белый платок, провел им по шее под воротничком. Он смотрел на Маурисио.
— Я эту вещь видеть не могу, — продолжал Лусио. — Самый бесполезный предмет. Даже удавиться на нем нельзя — короток.
— Так принято, — сказал Маноло.
— Условность городской жизни, этикет, от которого давно пора отказаться.
— Пожалуй, — ответил Маноло. И обратился к Маурисио: — Не могли бы вы дать мне стакан холодной воды?
Маурисио поднял на него глаза.
— Холодной? Только комнатной температуры.
— Ну ладно, какая есть…
Тот налил стакан.
— Какую мы сами пьем, — пробурчал он, ставя стакан на стойку.
— А? Что вы сказали, сеньор Маурисио? Простите, я не расслышал.
— Я говорю, что мы все тут пьем такую воду. Комнатной температуры. А холодной, какую ты просишь, нет. Если бы держать в большом глиняном кувшине, и то была бы большая разница. Да только кувшин наш, уже третий за это лето, разбился на прошлой неделе, а покупать без конца кувшины я, по правде говоря, не могу. Трех, я думаю, с меня хватит.
— Ну конечно, сеньор Маурисио, никто ничего и не говорит.
— Так ты просил холодной воды, вот я тебе и объясняю, чтоб ты знал, как обстоят дела. И, как ты уже слышал, какая погода, такая у нас и вода, такую мы и пьем. Вот так. А холодной нет.
Маноло деланно улыбнулся.
— Да нет, сеньор Маурисио, когда я попросил холодной воды, я сказал «холодной» просто потому, что так говорят, понимаете? По привычке, только и всего.
— Ну, а я привык не называть вещи тем, чем они не являются. Какой в этом смысл? По привычке или нет, но когда я говорю «холодная», значит, имею в виду холодную. А говорить иначе, по-моему, глупо, это я прямо скажу.
— Я вижу, вам хочется меня разыграть.
— Разыграть? Боже сохрани! Как ты мог подумать?
Улыбка на лице Маноло совсем увяла.
— Я вижу. Не говорите, что это не так.
— Что за глупость! Если б хоть под настроение.
— Сегодня у вас как раз такое настроение.
— Неужели? Бог его знает. Мне это еще неясно.
— Но я-то думаю, что…
— Ладно, будет тебе. Не уточняй.
— Как вам угодно. Я только хочу сказать, чтоб вы не беспокоились, то есть, что шутки я понимаю, на них не обижаюсь и могу стерпеть, когда кто-нибудь пройдется на мой счет, и не рассердиться. Иначе говоря, я тоже умею посмеяться, когда захочется, понимаете?