— Эй, Фернандо, так чего вы хотите?
— Да вина, бутылки две. — Потом добавил: — Послушай-ка, а есть у вас лангусты?
— Конечно, по-флотски! — Хустина посмотрела на него и ушла в дом.
— Получил? Как спросил, так и ответили, — засмеялась Марияйо. — Будешь знать.
Кто-то из танцующих вдруг лихо вскрикнул, и внезапно осветился весь сад. Свет выхватил из темноты кислую физиономию Рикардо, смеющуюся Марияйо, Сакариаса и Мели, тесно прижавшихся друг к другу под кустами жимолости. Свет исходил от электрической лампочки в «тюльпане», подвешенном в центре сада на протянутых проводах. Тотчас разъединились губы Марии Луисы и Самуэля. Стала видна пыль, которую поднимали танцующие, ярким пятном выступила желтая блузка девушки из Легаспи, осветились пустые столики, бумажки на земле, велосипеды, прислоненные к дальней стене сада, отбитые губы бронзовой лягушки. Фернандо сказал со смехом:
— Ну что за дурной тон зажигать свет в такой момент!
Сакариас обернулся:
— А в чем дело?
Мели рядом с ним смотрелась в зеркальце.
— Это вам виднее, — ответил Фернандо.
— Будь любезен, налей нам вина.
— Подожди, сейчас принесут.
Патефон гнусавил румбу.
— Отец, налейте две бутылки.
— Две? Сейчас. Ты зажгла свет в саду?
— Только что включила.
— Правильно, потому что, когда молодежь танцует в темноте, сама знаешь, что получается. Матери это не нравится, и она права. Со светом намного пристойнее.
— Ну, ты им оказала плохую услугу, — сказал Лусио.
— А ничего, перебьются, — возразил Маурисио. — Не хватает только, чтоб я превратил свой дом в непотребное место.
Лусио не сдавался:
— У молодежи свои понятия и склонности. Непотребством это никак не назовешь. Тут совсем другое дело, ничего похожего на бордель.
Маурисио наполнил обе бутылки.
— Пусть, но не здесь. Кругом поле, места хватит. Держи, дочка.
Вошел мужчина в белых туфлях.
— Добрый день.
— Уже вечер. Привет, как дела?
Хустина скрылась в коридоре. Сеньор Шнейдер поднял голову от костяшек.
— Как поживаете, друг мой? — улыбнулся он мужчине в белых туфлях.
— Хорошо, спасибо, Эснайдер, как игра?
— О, все как положено, — один раз выиграть, другой проиграть. Это — как жизнь.
— Да, как жизнь. Только риску меньше, верно?
— Именно так и есть. Это большой правда. — И старик вновь вернулся к игре.
Мужчина в белых туфлях похлопал по плечу пастуха:
— Как дела, Амалио? Что овечки?
— Э, как всегда. Хорошего-то мало. — Он замолчал, а затем продолжил, повысив голос: — Откуда хорошему взяться? Не с чего.
— А кто виноват?
— Хозяин. Он до сих пор ни хрена не понимает в разведении овец. И не хочет понять. Каждый божий день у меня с ним стычка, я все пробую растолковать, что к чему. Куда там. У него что тут, — он постучал себя по лбу, — что тут, — и постучал по стойке. — Твердолобый он.