— Я оче-ень рад, конечно. Ей это будет оче-ень приятно.
— Большое спасибо за фрукты. Вот, возьмите вашу корзинку. И не смейте больше носить нам ни инжира, ни чего бы то ни было еще, понимаете? Надо, чтоб вы это хорошенько поняли.
Старик улыбнулся, принимая корзинку из рук Фаустины. Инжир перекочевал в глиняную миску, которая стояла теперь на полке, украшенной бумажным цветным кружевом. Из сада доносился гомон.
— Оче-ень много народ, — сказал Шнейдер, показывая на окно.
— Одна морока. От этих больше неудобств, чем дохода.
Появилась Хустина.
— Мама, дай тряпку. Здравствуйте, сеньор Эснайдер, добрый вечер. Там пролили немного вина на стол, где взять тряпку?
— О, богиня из Сан-Фернандо пришел взять тряпка! И слава богу, потому что наконец-то я увидел моя принцесса, самая красивая девушка Испании! Сегодня ночью мне будут спиться хорошие сны, я уверен, что демоны не будут посетить меня, когда я сплю.
Хустина рассмеялась:
— Ого, какой вы галантный кавалер! Перед такой речью ни одна не устоит. Неужели все так говорят в Берлине? Представляю, какое удовольствие пройтись там по улице.
— О нет, Берлин скучный, некрасивый, много снега на улице. Без солнца нельзя увидеть красивый девушка. Только снег, который топчут ногами, и он становится совсем грязный.
— Надо же, вам он не нравится. Я уверена, там наверняка есть много красивого: памятники, дворцы… Просто вы не замечали, привыкли и потому не обращали внимания. Готова поспорить, что уж я-то была бы от города в восторге, что бы вы ни говорили. Ну, я пошла, доброй ночи.
Она взяла тряпку, висевшую возле плиты, и пошла в сад.
— Не беспокойтесь, — сказали ей, — не стоит труда. Не успеете оглянуться, они снова прольют.
— А который час? — спросил Рикардо.
— Тот, когда не время спрашивать, который час, — ответил Сакариас.
Фернандо наполнил стаканы. Хустина ушла.
— И в самом деле, Рикардо. Дай людям жить.
— Какая складная у хозяина дочка! — заметила Марияйо. — Она немножко похожа на Джину Лолобриджиду, правда?
Румба кончилась.
— Вот приглашу-ка я ее танцевать, — сказал Фернандо.
— А она не пойдет.
— Пусть только появится, увидишь.
Все вернулись к столу. Парень из Легаспи, тот, что был потоньше, сел рядом с Лолитой, с которой только что танцевал. На нем была солдатская рубашка.
— Моя жизнь — это кинофильм, — говорил он ей, — комедия и трагедия одновременно.
— Неужели?
— Ну да.
Лолита смеялась. Другой парень из Легаспи принялся громко хлопать в ладоши.
— Теперь пусть принесут две бутылки за наш счет.
— Да тут еще есть.
— Неважно, такая вещь никогда не лишняя.