— Ты великолепен…
Остальные стали просить Мигеля спеть.
Дон Марсиаль вытащил из кармана кремовый кисет и стал угощать табаком присутствующих. Чамарис сказал:
— Мы весь изведем. Еще на раз — и все.
— Табачок на то и существует, чтоб его изводить, — возразил дон Марсиаль, надевая куртку.
— На ночь вы останетесь без табаку. А что будете делать после ужина?
— Тем лучше. Не будет искушения. Чем меньше куришь, тем лучше для горла.
— А я про себя, — вмешался высокий мясник, — так скажу: куда легче мне воздержаться, когда кисет полон, чем когда он пуст.
— Это верно, — поддержал его коллега. — Стоит только остаться без табака, как тебе тут же страшно хочется курить. — И он принялся вертеть самокрутку.
— Вот именно, — сказал Клаудио, — по крайней мере, со мной так и бывает. Когда табачок есть, я кладу кисет на тумбочку и знаю, что могу запустить в него руку, как только мне захочется, и засыпаю спокойно, не покурив. Но стоит лишь оказаться без табака, тут уж совсем другое дело: ворочаюсь, ворочаюсь в постели и в конце концов встаю и начинаю собирать по карманам табачную пыль, только чтоб закурить. Понимаете, какая чушь получается?
— Всем нам, грешным, хочется делать все наоборот, — заметил Чамарис.
— У вас с табаком получается, как было у моей тещи с рисом, — сказал доп Марсиаль. — Всю войну она берегла килограмм риса, не потратила ни зернышка, и все только для того, чтобы не остаться без запаса и при случае сказать родным или знакомым, что рис у нее есть. А потом, когда война кончилась, пришлось его выбросить, потому что он заплесневел. Что вы на это скажете?
— А, вот в том-то и штука: она не горевала, что у нее нет риса. Она знала, что если не сварила из него в воскресенье хорошую паэлью, то единственно потому, что сама не захотела. Иначе говоря, риса она не ела, но ей не пришлось и горевать, что у нее его нет, — пояснил высокий мясник.
Кармело внимательно следил, как обугливается, догорая, спичка. Теперь заговорил Лусио:
— Тут большая разница: одно дело — когда тебя лишают чего-то, другое — когда ты сам отказываешься, зная, что можешь получить это, когда тебе вздумается. Таким вот путем ваша теща всю войну представляла себе, что ест этот свой единственный килограмм риса. Живот она не набивала, но, думая о своем рисе, воображала, что сыта.
— Совершенно верно, — согласился мужчина в белых туфлях. — Не хотеть — это одно, а не мочь — совсем другое.
— Черт побери! — засмеялся алькарриец. — В этом действительно есть какой-то смысл. Хитро придумано — спрятать рис и питаться воздухом, но если уж умирать с голоду, так, по крайней мере, зная, что можно было и поесть.