Лосберг вздохнул и положил трубку. Говоря о старике, Зингрубер был прав — в шестьдесят уже ничто не соблазняет, кроме покоя.
— Марта! — громко позвал Лосберг.
Послышались легкие шаги, и из-за колыхнувшейся портьеры нежный голос спросил на чистом латышском:
— Как ты узнал, что я сейчас тут проходила?
— Услышал твои шаги, — ответил он тоже по-латышски.
— Неправда, я шла по ковру, — портьера чуть шевельнулась уже у двери.
— Ты злоупотребляешь «Шанелью», дорогая, а у Альфреда тонкий нюх.
— Я напихаю ему в нос толченого табака. И вообще это все отговорки, — продолжалось кокетство из-за портьеры. — Ты мне когда-нибудь откроешь секрет — почему мне не удается прошмыгнуть незамеченной мимо твоего кабинета?
Наконец из-за портьеры выскользнуло очаровательное юное создание и грациозно вспорхнуло на подлокотник отцовского кресла.
— Но сегодня, я думаю, ты не пожалеешь о том, что попалась.
— А что такое? — живо поинтересовалась Марта. — Ты решил подарить мне новый «мустанг» или передать руководство фирмой и уйти на покой?
— Что ты, гораздо более приятное. Две недели красивой жизни в Париже. Там сейчас Всемирная ярмарка, авиасалон. Думаю, тебе это понравится.
— С тобой в Париж? — задумчиво протянула Марта и неожиданно спросила: — А что ты будешь делать, если я вдруг выйду замуж?
— Что значит — вдруг? — Лосберг с беспокойством взглянул на дочь, зная ее неуправляемый характер.
— Это я так, гипотетически, — поспешила отказаться она. — Я вообще замуж не пойду. Кто такое «золото» еще вытерпит, кроме тебя? Ах да, Париж, — спохватилась она. — Я попробую поговорить с Арвидасом. Правда, у нас сейчас прорва работы.
— Арвидасом, — хмуро проворчал Лосберг. — Что у тебя может быть общего с этим сентиментальным писакой, торгующим своей ностальгией?
— Ничего, если не считать того, что он мой шеф, — пожала плечами Марта, — и такой же латыш, проживающий в Мюнхене, как мы с тобой.
Лосберга передернуло.
— Нет уж, избавь меня от подобных сравнений. Я свою ностальгию в бизнес не превращаю.
Праздник подхватил, закружил с того самого момента, как вертолеты коснулись гладких бетонных плит Ле-Бурже и заняли свои места рядом с «Антеем», ИЛ-18 и ИЛ-62. Цветы, улыбки, вспышки фотоаппаратов, напор журналистов — все это поначалу ошеломило летчиков, не привыкших к подобной суете и шумихе.
Даже разбитной красавец Костя Завалишин, и тот стушевался, даже сгорбился. Зато мигом освоился маленький Габелия. Он пребывал на верху блаженства, успевая дарить каждому фотоаппарату солнечную, как сама Грузия, белозубую улыбку.
— Со счастливым прибытием в Париж! — представительный мужчина с благородной сединой в волосах протянул руку Лапину, с трудом отыскав его в плотной толпе. — Надеюсь, полет прошел нормально?