— Ларион Веткин, Ты что же из моего полка ушел? Значит, ты не признаешь моей власти?
А Ларька в ответ: —Нет, видно, не признаю.
— А зачем же, в таком случае, ягоды я у тебя покупал. Помнишь на станции?
— Помню. Только я за советы иду, а тебя не знаю.
— А зачем же ты пониток, чирки да котелок у нас оставил? Стало быть в задаток. Поэтому мы тебя в свои ряды записали, наш ты теперь.
— Советский я, а не ваш. Не хочу к вам, — крикнул Ларька. Колчак же все подмигивает да за руку его крепко держит, а он рвется изо всех сил.
— А зачем ты Антоху Чебакова с ребятами сманил к партизанам? Вот я тебя!
Колчак все растет и растет, а Ларьку не выпускает; и жарко от него Ларьке, как от печки.
— Ребята! Да выручайте же меня! — кричал Ларька. — Бейте Колчака! Вас много, а я один. Бейте же! Он меня спалит, жарко мне от него… а-а-а. О-ох.
— Ларенька! Голубчик мой. Чего ты турусишь-то? Никакого тут Колчака нету. Спи пожалуйста.
Гурьян приложил ко лбу сына мокрый платок. Лицо его было темнее тучи.
Неужели и этот сын ханет. Кабы знатье, не брать бы его с собой… Да опять, подумаешь, и оставить в те поры его было жутко. Парень горячий, мог бы от беляков да от их прихвостней пострадать. И что с ним такое? По всему видно, что тиф. Эх!.. Не мог добиться до города, до встречи с красными войсками.
А Ларька одно свое бредит да сражается с невидимым врагом. Кричит, вскакивает, горит, как пламя. Старый Конев, сменяя Гурьяна, дежурит над ним, как над сыном. Да и все повстанцы то и дело справлялись о здоровье своего «повстанчика», выражая сожаление.
I
Опомнился Ларька, смотрит и никак не узнает, в чьей это он горнице — большой да светлой лежит на койке мягкой. Рядом такие же койки, а на них исхудалые люди.
Какая-то женщина в белом во всем стоит перед ним, во все глаза на него глядя.
— Тетенька! — хрипит Ларька — скажи ты мне, где это я?
— В больнице, Веткин, в больнице.
— А разве ты меня знаешь? — спросил он.
— Как же! Такого героя, да не знать, — улыбнулась сестра.
— А че у меня болело?
— Два тифа ты вынес подряд: сыпной и возвратный. Только такой деревенский крепыш и мог оказию этакую вынести.
— А… наши где?
— Ваши беляков в тайгу погнали.
— Без меня-то?! — крикнул вдруг Ларька и, как маленький, заплакал. Болезнь его так ослабила, что слезам удержу сделать не мог парнишка.
Больные кругом засмеялись.
— Вот воин, так воин!
В это время на одной из коек кто-то зашевелился и приподнялся. На Ларьку смотрело чье-то немолодое бритое лицо и ласково улыбалось.
— Ты не шибко огорчайся, Ларюшка, — заговорил вдруг бритый. — Самое главное мы с тобой откачали, а што за беляками по тайге гнаться, — так это дело не хитрое, это теперь и дурак сможет. Как ты думаешь?