– Февраль две тысячи третьего года, среди ночи начался пожар на втором этаже марсельского отеля. Поддавшаяся панике пара выбросилась из окна пятого этажа. Двадцатидвухлетняя женщина погибла, мужчина остался инвалидом на всю жизнь. Трое раздавлены рухнувшей крышей. Большинство погибших сгорели, еще несколько задохнулись. Общий итог пожара: двадцать погибших и десять пострадавших.
Я сразу же понял, что речь идет о трагедии, описанной в той газете, о которой мне рассказал Тесье. На переданном мне снимке можно было подробнее рассмотреть ту катастрофу, которую я до сих пор мог только вообразить себе. Фотография была снята снизу. На первом плане я увидел морских пожарных, со спины, в красных касках с белыми и голубыми полосами. За ними на фоне голубого неба вырисовывались остатки гостиницы. К последним этажам, совершенно обугленным, приставлена пожарная лестница; оконные проемы зияли, будто пустые глазницы черепа. Судя по всему, снимок был сделан на следующий день после трагедии.
– О некоторых из этих событий Тесье вам рассказывал, – снова заговорил Полифем уже менее торжественным тоном.
– Да.
Так как он знал, что мы встречались, скрывать правду было бесполезно.
– Я мог бы упомянуть и о других случаях, но боюсь, что вам это быстро наскучит.
С безразличным видом он кинул на стол остальные фотографии.
– Почему вы мне все это рассказываете, тем более зная, что Тесье обо всем мне уже говорил?
– Я хотел, чтобы вы хорошо это себе уяснили, чтобы как следует подумали о страданиях жертв и об их семьях. А теперь я хочу, чтобы вы снова поразмышляли о святом Фоме: общество всегда должно превалировать над индивидуумом. И не будет ли оправданно пожертвовать небольшим их количеством ради общего блага.
– Какое это имеет отношение к возможностям и предвидениям Александра? Вы думаете, что всех этих катастроф можно было избежать, если бы мой племянник их предсказал? Я ни на секунду не поверю ни в ваш гуманизм, ни в ваши альтруистические чувства. Вы хотите наложить лапу на этого мальчика, чтобы сделать из него подопытную мышь, как это десятилетиями делали американцы ради чисто военных целей.
Полифем не смог удержаться от смешка, в котором звучало разочарование.
– Нимье, вы что, так ничего и не поняли?
Помолчав пару мгновений, он произнес с нотками гнева в голосе:
– У Александра нет никакого дара предвидения. Он не предсказал эти трагедии, он их вызвал.
3
– Вы считаете, я этому поверю?
– Я знаю, что есть правда, в которую трудно поверить, но мы с вами и так уже потеряли много времени. «Сказать правду полезно для того, кому ее говорят, но невыгодно для тех, кто ее говорит, так как они вызывают к себе ненависть»