Но, как выяснилось, Эдан Хрон не был приверженцем традиционных ходов! Он вообще не был настроен разговаривать. Черная паутина все туже пеленала духа, звезды сверкали невыносимо ярко, так что было больно смотреть и, не выдержав, я опустила взгляд. Когда сделала над собой усилие и вновь посмотрела, то успела заметить лишь туманный шар, который сжимался все больше и больше, метался в объятиях агатовых нитей, льнул к земле, пытался выбраться. Ректор непреклонным монументом стоял в нескольких метрах от агонизирующего призрака и с каменным лицом стягивал сеть. Миг — яркая, словно взрыв звезды вспышка, и я с болезненным шипением прикрыла глаза здоровой рукой. По зрачкам словно раскаленным кинжалом полоснули! Как же больно…
Настала тишина. Такая, что даже ветра не было слышно. Гробовая. И в ней почти набатом прозвучал голос ректора:
— Ну вот и все…
Робко приоткрыла ресницы, и убедившись, что зрение не пострадало, с удивлением уставилась на словно истлевший круг в центре полянки. Трава даже не пожухла… она сгнила. Мой растерянный взгляд скользнул по ректору, который сейчас ходил вокруг странными зигзагами и наматывал на какую‑то палочку туман. Притом ругался Черный принц на своего заместителя, и обещал, что если он сейчас окончательно сдохнет, то и на том свете покоя Ильсу не будет. Сибэль пошевелился и чуть слышно застонал. К нему тут же метнулась Таль и села возле тела поверженного начальства. Оное, матерясь, на чем свет стоит, схватило навь за холку и попытался встать.
Медленно, словно боясь, я наконец взглянула на Алинро Нар — Харза. Из груди вырвался тихий всхлип и, собравшись с силами, я медленно, хватаясь за каждое дерево, пошла к нему. В полуметре от распластанного по траве лиса, который казался болезненно, почти смертельно бледным, выдержка меня оставила, и я осела на землю. Нерешительно протянула руку, коснулась дрожащими пальцами острых скул, изящного носа, красивых губ… пропустила меж подушечками шелковистые волосы. Ощутила, как по щекам покатились первые горячие, словно обжигающие кожу капли.
— Не смей… — севшим голосом прошептала, неверяще глядя на алые пятна крови на одежде моего лиса. — Алин, не смей умирать!
Тишина…
Все же навь была права, и нужно было ценить то, что было. И благоволить лису, когда он был жив и здоров, а не когда он почти концы отдал.
Прерывистый вздох и очередной всхлип я не смогла сдержать, как и лихорадочный шепот.
— Лис… ну, лис. А как же девять жизней, и прочее?! Вас же, подлецов многохвостых, почти нереально убить! Ты не можешь так просто… так просто меня бросить!