Я еще раз затянулся и осторожно на нее взглянул.
— Я этого не помню.
— Конечно, нет. Вряд ли она хотела, чтобы ты видел, как она пытается курить. Ты ведь был ее героем, знаешь ли, — она подергала шнурки на своих туфлях.
— И этого не помню.
В груди что-то сжалось, и стало слишком мало воздуха для того, чтобы изгнать из глаз предательское жжение.
— Ты был и моим героем тоже, — мягко сказала она. — И ты им остался.
Она посмотрела на меня, и все воспоминания, от которых я бежал, все мысли, которые гнал, вернулись обратно и впились в меня острыми как бритва, когтями.
Казалось, Черити здесь, сидит между нами. В воздухе повисло ощутимое напряжение, но почему-то не казалось некомфортным. Пикс, должно быть, чувствовала то же самое, потому что заерзала на камне.
Я хотел бы всегда защищать ее от всего дурного. Я хотел бы оберегать ее от вождения в пьяном виде и, конечно, придурков. Но еще я хотел бы охранять ее от грусти о Черити. И от вины.
— Это не твоя вина, — произнес я. Мы встретились взглядами. — В том, что случилось с Черити, — продолжил я, — не было твоей вины.
В тот миг, когда имя Черити сорвалось с губ, в воздухе вспыхнула искра, и поначалу я даже испугался. Словно я высвободил весь эмоциональный ад, который целый год заталкивал вглубь себя.
Но когда я сделал вдох, в груди не появилось тяжести, потому что имя Черити казалось правильным. Нет. Оно казалось безопасным.
Но только рядом с Пикси.
Она наклонилась вперед, опираясь на камень, и наши лица оказались очень близко. Она смотрела прямо на меня. В этом не было сексуальности. В этом не было кокетства. Пикси просто требовала моего внимания, и она его добилась.
— И не твоя тоже, — сказала она.
Я взглянул на ее шрам.
Она проследила за моим взглядом и взяла в руки мое лицо, приподнимая подбородок так, чтобы я смотрел в ее глаза.
— В том, что со мной случилось, не было твоей вины. — Я отвел взгляд и уставился в землю. — В этом не было твоей вины...
— Пикс, остановись, — тихо произнес я.
Она молчала несколько минут, затем соскользнула с камня и встала на колени передо мной, фартук оказался на земле.
— Я прощаю тебя, — она упрямо ждала, пока я встречусь с ней взглядом. Мы замерли под звездами. — Мне не за что тебя прощать, — сказала она. — Но я тебя прощаю. А ты меня?
Я в ужасе на нее уставился:
— За что?
— За то, что вытащила Черити на ту вечеринку. За то, что надоумила ее уйти. За то, что позволила вести машину пьяной.
Она была ненормальной. Ни в чем из перечисленного она не была виновна. Ничто из этого...
— Я тебя прощаю, — повторила она. — А ты меня простишь?