Вдруг кто-то стукнул меня по голове.
— Ты назвал Пикси шлюхой? Это правда?
Я потер затылок и повернулся. Передо мной, яростно сверкая глазами, стояла Эллен.
— Откуда Вы...
— Мэйбл, — сказала Эллен. Она была ужасно зла, и я возненавидел себя еще больше.
Я пристыженно вздохнул:
— Я не называл ее шлюхой. Я сказал, чтобы она не превращалась в шлюху, а это существенная разница.
О, черт, не стоило этого говорить.
— Ты глупый мальчишка, — Эллен ударила меня снова.
— Ой.
Не уверен, что мне понравились ее слова.
Она наклонилась ближе:
— Леви, я знаю, что у тебя проблемы. Я знаю, что прошлое убивает тебя. Но отталкивая Пикси, ты не уменьшишь своих страданий.
Она смотрела на меня, не отрываясь, и долго рассматривала, от чего я забеспокоился. На мгновение я увидел в ней мою мать. Которая ожидала от меня большего. Которая верила в меня.
Ком в горле стал еще больше, перехватывая дыхание.
— Я не хочу уменьшать страдания, — я был предельно серьезен.
Эллен смотрела на меня еще несколько секунд. В ее глазах отражались упрямство и сочувствие.
— Верно, не хочешь, — наконец произнесла она. — Так же, как и Пикси.
Я смотрел, как она уходит, желая вычеркнуть последний год собственной жизни из памяти.
Взяв из кладовой все необходимое, я направился в свою комнату. Я посмотрел на дыру в стене, и внезапно мне захотелось сделать ее еще больше. Разнести все к чертовой матери. Может быть, даже сломать несколько своих костей, чтобы выступила кровь.
Следующие сорок пять минут я заделывал дыру в поврежденном гипсокартоне. А остаток дня планировал провести за ремонтом шатающих петель двери, перегоревших ламп, прорванных труб. Что угодно, лишь бы занять руки и очистить голову от мыслей.
Раз ничего нельзя было исправить. Я переоделся, вышел на улицу и начал бегать по старым каменными ступеням. Считая шаги. Взбираясь в никуда. Дом, милый дом.
Пикси
— Можно бы поднять тебе настроение при помощи текилы, но раз ты с некоторых пор не пьешь, я предложу кое-что получше, — Дженна протянула мне полкило клубничного мороженого и ложку. — Дерзай, девочка.
После моей утренней размолвки с Леви, большую часть дня я проплакала, звеня ни в чем не повинными кастрюлями и сковородками, и вообще вымещая злость на спарже, припасенной для ужина. Мэйбл, ни слова не говоря, внимательно за мной наблюдала целый день.
Через некоторое время в кухню вошла Эллен. Посмотрела на то, как я с удвоенным усердием нарезаю овощи и перемешиваю феттучини, словно наказывая несчастную лапшу, погладила меня по спине и ушла. Но этот простой жест успокоил меня, в чем я очень нуждалась.