«Мыслителя».
Остальные туристы направляются в музей, но я пробираюсь через арку, которая ведет назад к лужайке. Здесь, со скал, открывается вид на залив и мост «Золотые Ворота» – один из лучших видов в городе. Увидев синюю гладь океана, я останавливаюсь. Каждый раз у меня захватывает дух от этого, а сегодня так вообще редкое удовольствие – переливающиеся солнечные лучи танцуют на лазурной поверхности воды, искрясь под массивным оранжевым мостом, словно огоньки фейерверка.
Стояла зима, когда я рассеяла мамин прах на этом самом месте. Мама не хотела быть похороненной. Она всегда говорила, что не хочет, чтобы ее положили в могилу непонятно где и чтоб я чувствовала себя обязанной посещать это место, поэтому она оставила инструкции в своем завещании, чтобы ее кремировали, а мне: развеять ее прах в моем любимом месте. Я почти слышала ее невысказанную фразу: в месте, которое мы обе любили, куда мы любили ходить вместе.
Я раздумывала несколько месяцев, прежде чем принять решение, после того как рак, в итоге, забрал ее у меня. Все произошло так быстро, мама даже не сказала мне о диагнозе на первых порах, она думала у нее будет больше времени. Я к тому моменту уже уехала в колледж на Западное побережье: вливалась в напряженный график и старалась успеть совмещать занятия с работой на полставки. Мама не хотела портить мне учебу в колледже, поэтому молчала об этом во время наших телефонных разговоров, откладывая неизбежное так долго, как могла.
Но она не могла откладывать это вечно. К концу моего первого курса мне позвонила наша соседка и сказала, что мама упала в обморок в продуктовом магазине, что она уже была слишком слаба, чтобы продолжать самой заботиться о себе. Я была так растеряна и сбита с толку.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– Из-за рака, дорогая, – сказала она.
Я не могла вымолвить ни слова.
– Она больна?
В тот же день ближайшим рейсом я вернулась в Окленд, но рак уже слишком сильно распространился, чтобы поддаваться лечению.
«Доктора ничего не могут поделать, – сказала мама, выглядя бледной и слабой, лежа на диване. – Ты ничего не можешь сделать».
Но она ошибалась. Я могла быть с ней все время, что у нее осталось, чтобы она не прошла через все это в одиночестве. Я вернулась домой, отказавшись от лета в Италии. Я делала все от меня зависящее, чтобы заботиться о ее теле и поддерживать ее дух. Я возила ее на вершины Оклендских холмов, чтобы она могла насладиться видом из окна машины, когда была слишком слаба, чтобы ходить, и ездила с ней в архитектурные туры по городу. Я кормила ее на пирсе чаудером