Он посмотрел на нее, и в его глазах принцесса увидела боль и ярость, и все это было направлено против нее.
— Перед Богами и небом я требую с тебя, как старшего потомка Седрика, возвращения долга. Постой, не сердись, дослушай меня, — он протянул руку, успокаивая. Она сама не заметила, как сжала зубы и взгляд ее заледенел.
— Я не предложу тебе ничего недостойного. Ведь Рудлоги всегда платят по долгам? — спросил мужчина, изучающе глядя на нее.
— Все долги перед Богами мы закрыли смертью моей матери, — отрезала она.
Дракон покачал головой.
— Ее жизнь взяли не мы. Значит, она искупила какой-то другой долг. Мне нужна твоя жизнь.
— В жертву принести хотите? — уточнила Ангелина спокойно.
— В брачную, разве что, — Нории снова оторвал виноградину, снова начал катать ее в пальцах. — Твоя кровь уникальна, и брак с тобой позволит нашему роду возродиться и даст мне силы для оживления всех Городов.
Ну конечно. Еще один жених, на этот раз с крыльями.
— Если я откажусь, вы меня отпустите?
Он покачал головой.
— Нет.
Можно было и не спрашивать.
— Подумай хорошо. Мой род такой же древний, как твой. Мы дети Белого целителя жизни и Синей Богини. Такой брак не будет для тебя бесчестьем. Ты будешь жить в почете и уважении, и я никогда тебя не обижу. Мой народ будет поклоняться тебе, как богине, и имя твое будет в легендах, как нашей спасительницы.
— Нет, — ответила она в тон ему. — У меня в моей стране обязательства. Меня ждут и наверняка ищут. И рано или поздно найдут. Разве вам нужна еще одна война? А с вашим богатством вы вполне осилите систему ирригации. Пустыню можно озеленить и без меня. Я могу стать посредником между вами и другими странами, предоставить вам технологии, инженеров, медиков.
— Стена есть не только у Рудлога, — сообщил он, хмурясь. — Никто не войдет сюда с недобрыми намерениями. Ирригацией не возродишь драконий род. Нам нужна ты.
— Нет, — повторила она твердо. — У меня в Рудлоге сестра, на которую возложена корона и которая без моей помощи не справится. У меня там родные, отец. Я не брошу их.
— Ты изменишь решение, — пророкотал он уверенно.
— Нет, — произнесла она в третий раз. — Не изменю.
Камера была маленькой, и, хотя небольшое окошко, огороженное снаружи внушительной решеткой, открывалось, Светлане было душно. И страшно.
Нет, не было ни мрачных стен, ни сырости с плесенью, ни останков несчастных узников — светлая теплая комнатушечка с узкой койкой, удобствами в углу, крепким сбитым столом и двумя стульями и мощной железной дверью с гремящими засовами. И ей оставили ее одежду, и даже сумочку, предварительно обыскав. Но стены давили, и хотелось есть — время было уже сильно послеобеденное, и плакать, но голова уже болела от рыданий, а легче не становилось.