– Рассказывай!
Но тут силы меня покинули. Я уселась на мокрую лавку и, размазывая слезы, забормотала:
– Ник… а Пепельный… его… и Борьку… а я… Теть… У-у-у-у-у… Ведь я… а он…
– Так, доча! Успокойся и отвечай на вопросы! Ник – жив?
– Угу…
– Борька?
– Тоже…
– Сама цела?
– Вроде. – Я шмыгнула носом.
– Ну а чего тогда ты воешь, как по покойнику?
– Он у Пепельного в полоне!
– Кто, Борька?
– Ни-и-ик! А Борька дар речи потеря-а-ал! – снова завыла я, но тетя командным голосом тут же прекратила вновь начинающуюся истерику:
– Ша! Не пропадет твой Ник! И конягу твоего вылечим! А теперь сделай вот чего! Повторяй за мной слово в слово!
– Что повторять? – напоследок всхлипнула я. Может, тетя что-нибудь придумает? Она же ведьма! Ведает, что творит!
– Слова волшебные!
– И что будет? – Я размазала быстро высыхающие от жара и непрошеной надежды слезы.
– Пока не скажешь – не увидишь! Готова? – окончательно заинтриговала она меня.
Я кивнула, зачерпнула в ковшик колодезной воды, надеясь перед выходом из бани как следует умыться, чтобы скрыть от некоторых особо внимательных спутников заплаканные глаза, но тетя не стала дожидаться моих приготовлений, а четко и медленно принялась выговаривать:
– Зеркало – круг, зеркало – друг. Зеркала муть, ниточкой путь. Кровь на века, в руку – рука. Судеб не счесть, жду тебя здесь. Камень Алтырь, твой поводырь. Мафаня. Василиса. Баня.
Во бред-то!
Хорошо, что тетя читала этот заговор, старательно выговаривая каждое слово, замолкала, ждала, когда я повторю, и снова говорила. После эпического окончания я даже зажмурилась, ярко представляя, как глупо выгляжу, стоя голой посреди бани с зеркалом в одной руке и ковшиком воды в другой, ожидая громы и молнии на мою бедную головушку. Вот только ничего подобного не произошло.
Все оказалось гораздо хуже!
– Донечка! Кровинушка! Корова блыкущая! Я, значит, ее жду, ночи не сплю! Уже всех ухажеров от себя отвадила! А она тут, понимаете ли, в бане моется! – оглушило меня тетино сопрано, заставив от неожиданности подпрыгнуть и стремительно развернуться, совсем позабыв о ковшике холодной воды, которая теперь, после таких кульбитов, стекала с озадаченного тетиного лица. – Твою ж… да капеллой… в три голоса! Васька, ты чего творишь, окаянная?!
– Радуюсь! – Я вымучила из себя улыбку. Ну а что еще скажешь? Затем, вспомнив, что до сих пор голая, я подхватила с лавки шайку и скромно прикрыла ею что смогла. – Какими судьбами?
– Ты как родную тетю встречаешь?! – Мафаня подошла ближе и прижала к себе так, что деревянная шайка не выдержала и со скрипом развалилась. – Аль не рада?!