— Вот вы спрашиваете, верю ли я в бога?
Солдат Возщиков поудобнее устроился на завалинке, вытянул вперед правую ногу, достал из кармана кисет, не торопясь свернул козью ножку, сладко затянулся и только тогда на свой же вопрос ответил.
— Не верю я, хотя, конечно, если прижмет, и бога и, извиняюсь, богоматерь вспоминаю. А вот старуха моя, та — другой коленкор, она без бога дня прожить не может.
Он сдвинул шапку на затылок и ткнул пальцем в изрезанный морщинами лоб, посередине которого белел огромный шрам.
— Видите блямбу? Так вот, должен я вам доложить, что получил ее в мирное время от родной своей старухи. Дело было так. Как-то в наше сельпо недели две не завозили спичек. Мужикам туго пришлось. Бабы все спички в тайники припрятали, а нас на произвол судьбы бросили. Ну на работе или на улице — куда ни шло. Обходились. А дома как быть? Хоть ложись и помирай без курева. Долго приглядывался я к лампадке. Боязно было — а вдруг шарахнет, всемогущий все-таки. Однажды решился. Подошел к лампадке, перекрестился, вежливо так спрашиваю: «Дозволь, пресвятая богородица, от твоего огонька прикурить». Ну, она молчит, как всегда. Осмелел я, сунул ей под нос цигарку и прикурил. Ничего. Ни грома, ни молний. И стал я богатейшим мужиком на деревне. Другие страдают, а я завсегда с огоньком. Только раз оплошал. Потянулся к лампадке, а она возьми и брякнись на пол. Шум произвела. Бросился я на колени, стал эту штуковину в порядок приводить, а старуха тут как тут. Совсем взбесилась баба: глаза горят, рот перекосился, руками к моим волосам тянется. Я ей: «Успокойся, Андреевна, удар хватит, образумься». Только не ее удар хватил, а меня. Вырвала она у меня лампадку да прямо в лоб ею закатала. Я бряк на пол и лежу без движения. Минут через пять, а может, поболе, прихожу в себя и застаю такую незабываемую картину. Валяется в углу эта самая проклятущая лампадка, а Андреевна лежит на моей груди и как над покойником голосит. «Подымайся, — говорю, — Экая тяжесть навалилась — и впрямь на тот свет отправишь».
Надо вам, ребята, сказать, что была в то время моя Андреевна в больших формах и немало пудов весила. Вот вы смеетесь, а мне не до смеха было. Начал я соображать. Это дело, думаю, без последствий оставить нельзя. Жалобным таким голоском говорю: «Все, Андреевна, чую — конец мой приближается». Старуха моя понятливая, сразу полезла за трешкой. «На, — говорит, — только поправляйся».
Не утерпела Андреевна, проболталась об этом случае, и прослыл я по всей деревне отчаянным безбожником. Батюшка, поп наш, как-то встретил. «Я, — говорит, — на тебя в суд подам за гонение на веру». А я ему отвечаю: «Если ты на меня в суд, так и я на эту самую веру подам за рукоприкладство. У меня, — говорю, вещественные доказательства завсегда при себе». И показываю на лоб. На том и поладили.