— Вот какая карусель получается. Что же нам делать-то? Незваные гости, но дети же… хоть и немецкие…
Сдвинулись брови у комбата.
— Они прежде всего человеческие дети и за фашистов не в ответе. Тут никакого вопроса нет. Вот с солдатами как быть?
Мне хорошая мысль пришла.
— Товарищ комбат, — говорю, — солдатский обед, им и решать. Как скажут; тому и быть.
— Дело, — одобрил комбат. — Пусть солдаты решают.
Подошел он к кухне, забрался на подножку и с этой трибуны стал речь держать.
— Такое дело, солдаты. Нас вместе с немецкими ребятишками много, а вместе со стариками и старухами, старыми людьми то есть, еще больше. И судя по всему, они несколько дней не жрали, не ели, то есть. Я извиняюсь за такие выражения, отвык по-хорошему говорить. Война кончится, научимся. Суть вам ясна. Вопрос: как быть?
Над развалинами тихо стало. Задумались солдаты. Я понимал их: только что на праздничный суп нацелились, уже и запах учуяли, а тут такое.
— Полкотелка немцам, полкотелка нам, — робко предложил кто-то.
Комбат вопросительно на поваров поглядел. Те качают головами — все равно не хватит, мол.
— Все равно не хватит, — сказал комбат.
Опять тихо стало.
— Не знаю, как другие, — сказал Заря, а я свой паек ребятишкам отдаю.
Сказал и отошел в сторону.
— И я, — сказал Джанбеков. И тоже в сторону.
За ними другие потянулись. Немецкие ребятишки с удивлением головами крутят, ничего не понимают. Старики и старухи зашептались между собой. Дети к кухне не подходят. Не поняли, в чем дело, стоят, озираются. Солдаты им знаки дают — идите, мол, за супом, мы отказываемся. Тут повара закричали.
— Сами отказываетесь, по доброй воле, — предупреждают. — Потом не говорите, что мы вас в Берлине-логове голодными оставили. Учтите.
— Давай, давай, — откликаются ребята. — Не ваша забота. Знай — разливай…
Заработали черпаки, зазвенели котелки, чашки, бидоны, а мы восвояси отправились.
Наш взвод «сидор» Сидорова немного поддержал, а как другие из положения вышли — не знаю. Может, и у них свои Сидоровы были.
Уже в самом конце войны километрах в двух от Эльбы такая карусель закрутилась, что нам, средним командирам, ничего понять невозможно было. Говорили, что мы кого-то окружили, но нас, в свою очередь, тоже окружил кто-то, а потом всех — и нас и немцев — окружили два наших фронта.
А вокруг радовалась весна. Воздух был настоян на сосне, трава, как шелк, стелилась под ногами, даже неудобно было ступать на нее солдатскими сапожищами.
Вначале немцев мы и не заметили: они окопались на опушке леса. Но раздались выстрелы. Наши минометчики быстро установили свои «самовары» и сразу же накрыли противника. Фашисты в то время совсем не те были, что в первые годы войны. Мы думали, что они сейчас же поднимут руки и начнут сдаваться в плен. Или побегут. К нашему удивлению, не произошло ни того, ни другого.