Хотя бы на пару часов.
Отдавшись во власть навязанного им танца, я вскоре поверила, что Князь действительно превосходный любовник. И с нескрываемым интересом следила, как он через удовольствие постепенно ослабляет мою волю, ломает сопротивление, медленно, но верно заставляя прогибаться под себя. Вынуждает сдаться, позволяя ему беспрепятственно вести и одновременно наслаждаться сознанием того, что он так невероятно, возбуждающе силен.
Я сдавленно рычала от нетерпения, когда по спине скользили его жесткие ладони. С наслаждением терлась о его шершавую кожу. Млела от ощущения, что уже не только его грудь, но и низ живота покрылся плотными, легонько царапающимися чешуйками. И призывно урчала, слыша, как рвется подо мной простыня, которую я нещадно кромсала незаметно отросшими ногтями.
Всего за час он изучил все мои тайны, отыскал все слабые места и умело ими воспользовался. Довел до того, что я была готова яростно грызть подушку и на лоскуты распустить попавшееся под руки покрывало. Я исступленно царапала стену, когда он заставил меня подняться на колени. Шипела змеей, когда, помимо рук и губ, он подключил к делу гибкий хвост. И захрипела от разочарования, поняв, что, даже увлекшись, он все еще сдерживал себя. Не пытался меня заполнить. Дразнил, соблазнял, изощренно пытал, но ни разу не овладел, и этим доводил до безумия. Он заставил меня страдать от этой мучительно сладкой, неторопливой и нескончаемой пытки. Забыть обо всем и мечтать только о том, чтобы когда-нибудь так же сладко и мучительно умереть…
Но именно в этот момент я поняла, что все-таки достигла пика. И почувствовала, как что-то поменялось во мне самой. Сжимающий меня в объятиях мужчина наконец-то перестал восприниматься чужаком. Он стал мне близок. Важен. Жизненно необходим. Он был моим продолжением, завоевавшим меня и поэтому признанным мужем, с которым мы делили одно дыхание на двоих. Я больше не думала о том, в какой ипостаси он меня обнимает. Забыла, с чего начинался наш разговор. Он был теперь мной, а я стала им. И испытывала почти физическую боль от мысли, что в этом первобытном танце получаю наслаждение только я.
В тот момент мне неистово захотелось ласкать его кожу внезапно огрубевшими пальцами. Целовать его губы, то и дело дразня их кончиком языка. Обнимать его крыльями. Сдаваться без боя. И, торжествующе глядя в его глаза, молча кричать: «Смотри! Это все для тебя!»
Но как только я решилась это сделать, его руки почему-то разжались. Бушующее в глазах желание моментально угасло. В его дыхании больше не было жара. Из движений исчезла страсть. А затем он вернул себе прежний облик, поднялся с разворошенной постели и, швырнув в меня скомканное покрывало, холодно сказал: