— Предположу, что вы чуть с ума не сошли. Что рыцарь сказал Лиаму? — спросил Бен.
— Понятия не имею. Когда я потом его об этом спросил, он сказал, что не знает. Тогда я толкнул его, он разозлился и пробурчал, что был слишком занят тем, как бы не захлебнуться, потому и не слушал. У него был тот еще характер. После случившегося он был зол на всех и вся, сказал, что обязательно отомстит, но не уточнял кому. Не знаю, предпринял ли он еще одну попытку, ведь я отказался от дальнейшего участия в этом безумии. Если бы не рыцарь, я бы решил, что все эти разговоры о волшебных лебедях полный бред. И это все, что мне известно. А теперь уходите и больше никогда сюда не возвращайтесь.
— Что за предмет он взял в Нойшванштайне? — спросила я. — Вы что-нибудь знаете об этом?
Холсбах нахмурился, и через какое-то мгновение произнес:
— Да, помню, Лиам что-то нашел в горах, и его находка подтвердила факт волшебности лебедей. Были планы продать тот предмет, но я уже в этом не участвовал, и потому даже не знаю о чем речь.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Люк? — спросила я.
Он покачал головой.
— Люк?
— Боюсь, ничем не могу вам помочь, Fräulein, — сказал он, глядя на меня с презрительным выражением своих маленьких глазок, словно я была одним из его несчастных подопытных. — Как вы сказали вас зовут?
— Жасмин Грейси, — ответила я. — Я вдова Лиама.
— Вот так удивили, — сказал он.
— Почему это? — сухо поинтересовался Бен.
— Потому что Лиам был высокомерным придурком, который всегда хотел всего самого лучшего, — ответил Холсбах, мерзко скалясь.
Я покраснела до корней своих белых волос. У него получилось меня оскорбить. Люди иногда обращали на меня внимание на улице, но это было другое. Я словно вернулась в детство, на детскую площадку, когда дети издевались над моим альбинизмом. Но мой собственный стыд, затмил гнев, вызванный упоминанием Лиама.
Я не могла вынести, когда кто-то говорил гадости о нем. Я уже собиралась было огрызнуться в ответ, когда Бен спокойно сказал:
— Повтори?
Холсбах развернулся к нему и все с той же мерзкой улыбочкой начал повторять:
— Я сказал: Лиам был высокомерным придурком, который... — Он не договорил, потому что Бен ударил его в челюсть. Холсбах был не готов к подобному повороту, да и Бен вложил в удар больше силы, чем могло показаться, поэтому ученый врезался в стол у него за спиной и свалился на пол, держась рукой за окровавленный рот.
— Как бы там ни было, — спокойно сказал Бен без намека на гнев, — имей хоть немного уважения к покойному.
Холсбах вздрогнул, когда Бен подошел к нему, но тот лишь наклонился и подобрал с пола сотню евро, и вежливо сказал: