Тимбур снова замолк, и тут Хадден увидел, что его немного трясет. Арвел хотел найти какой-то ответ на гневную речь друга, но – не смог. Город своего детства он помнил совсем другим: порой туманным, зимой отчаянно дождливым, и однако ж зеленым, наполненным солнечной суетой, деловитой и веселой одновременно, что отличает те города, в которых у людей получается все, за что бы они ни брались. Юлих шумел рынками, грохотал молотками оружейников, изделия которых расходились по всей Пеллии; здесь работали искусные мастера-каретники, готовые выполнить любой, самый сложный заказ благородного владетеля, а шерстяные ткани, выделываемые в сотнях цехов на западной окраине, заезжие купцы отрывали буквально с руками. И жители его, великие трудяги, а местами порядочные обормоты, время для улыбки находили всегда.
Юлих же нынешний, почти не пострадавший от двадцати лет войны, которую историки уже успели назвать Династической, – улыбку свою потерял.
Двор за окном, с амбарами и несколькими фруктовыми деревьями, постепенно окрасился в густо-желтый колер заката. Поговорив еще немного со своим другом, Арвел устало вздохнул и попросил прощения:
– Дали засыпает, старина. Мы сели на коней еще до рассвета…
– Да-да, – Тимбур поспешно встал. – Заболтал я тебя. У нас еще будет, я надеюсь, время для разговоров. Сейчас я приготовлю вам баню.
– Мы уезжаем не завтра…
Когда девушка, сбросив с себя мягчайший шерстяной халат, юркнула под одеяло, Хадден уселся возле окна и взгляд его скоро застыл, как у мертвого.
Голос Дали вырвал его из реки грез:
– Мне понравился твой друг. Кажется, он человек надежный.
– Настолько, насколько может быть надежен человек в наше время, – ответил Арвел.
Подойдя к большой деревянной кровати, он поднял край теплого одеяла и лег рядом с девушкой. Дали закрыла глаза: через несколько мгновений Арвел Хадден понял, что она спит.
* * *
Утром, оставив сонную Дали на попечение служанки, Арвел наскоро позавтракал и вышел в город. Оделся он очень скромно: шерстяная серая куртка до колен, простые холщовые штаны да грубые башмаки. На голове у него криво сидела мягкая шляпа с отвисшими широкими полями, явно видавшая всякие виды.
Про зеленый значок инженера он, однако ж, не забыл.
Южный ветер окончательно прогнал туман, и в узких переулках, что вели его к Почтовой башне, дышалось легко и как-то по-весеннему звонко. Почтенные мамаши распахивали окна – впервые, наверное, после зимних ливней, – и, смеясь, переговаривались с соседками. Несколько учеников-подмастерьев, одетые в чистые, преувеличенно аккуратные курточки и короткие штаны, спешили, гремя каблуками, в свои цеха. Арвел медленно шел по переулку, глядя, как флюгер на башне становится все ближе, и пытался вспомнить, кого из соучеников, с которыми тридцать лет тому он штурмовал здешние сады, а порою – и кондитерские лавки, – ему случилось встретить за эти проклятые военные годы.