— Я буду служить Вам, сэр. – Уязвленные нежные чувства мальчика, что такое предложение может быть воспринято как ребячество, сквозили в его словах.
— Я знаю, — серьёзно ответил я. — И сейчас у тебя есть возможность это доказать. Мне нужно, чтобы ты продолжил рассказывать. Я должен знать всё от начала и до конца. Продолжай.
И я услышал, как на следующий день он посещал свои уроки вместе с моей дочерью. Он упомянул, как разговаривал с Пчелкой, и как она рассказала, что я сделал. Она гордилась мной. Гордилась. Пока парень говорил, я кинул взгляд на Ланта. На его лице смешалось много эмоций. Помнил ли он обрывки этого дня, начисто лишенные присутствия Шун? Но когда Персиверанс рассказал о звуках, которые они услышали, и как Лант пошёл посмотреть, откуда они раздавались, писарь снова стал качать головой. Я бросил на него взгляд, и он замер.
Итак, я узнал, что Ревел провёл последние минуты своей жизни, пытаясь спасти детей Ивового Леса. Действительно, я никогда отдавал ему должного, как он того заслуживал. И когда рассказ продолжился, я узнал, что моя Пчелка прятала детей там, где она верила, что они будут в безопасности, только чтобы лишиться своей собственной. Персиверанс описал резню, которую он видел в конюшнях, как мужчинам перерезали горло, пока они просто делали свою ежедневную работу, среди них его отцу и деду, как он переступал через тела, чтобы оседлать Присс, и об их с Пчелкой дикой скачке, в надежде найти помощь.
Его подробное описание нападения закончилось стрелой. Он пришёл в себя, только когда сани с Пчелкой промчались мимо. Он вернулся в поместье ко всё ещё горящим конюшням, и люди, которых он знал всю свою жизнь, отрицали факт его существования. На этом я его остановил. Рассказывая об этом, он снова начал дрожать.
— Довольно. На этом пока всё, Персиверанс. Я знаю, что ты рассказал правду. Сейчас я хочу, чтобы ты подумал, но не говорил мне, о людях, которых видел. Подумай о каждом, и когда будешь готов, расскажи мне о них, о каждом по отдельности.
Чейд научил меня, что это лучший способ добыть информацию у кого-то, кого не учили отчитываться, как меня. Вопросы вроде «Он был высоким?», «У него была борода?» могли заставить нетренированный мозг придумать лишние детали.
Он молчал, пока я перевязывал ему плечо. Рана была заражена, но не хуже, чем бывало обычно. Когда я закончил, я помог ему надеть рубашку, а потом принёс поесть и еще порцию бренди.
— Сначала выпей. Одним глотком. Потом можешь поесть, пока будешь рассказывать.
Он выпил бренди, ахнул и закашлялся ещё сильнее, чем в предыдущие два раза, и быстро взял кусок хлеба, чтобы заесть. Я ждал. Он был ровно настолько близок к опьянению, насколько мне было нужно, дабы его мысли были свободны и неконтролируемы. И он поведал мне то, что, как я и ожидал, не мог не заметить конюх. Белые лошади со своеобразными плоскими сёдлами и большие лошади для людей в кольчугах. Сёдла на больших лошадях по описанию рисунка напоминавшие калсидийские.