– Да уж, – Браун устало улыбнулся, – по крайней мере пытаемся. И с полицией тоже.
Это следующий вопрос, – продолжал Нат. – Площадь кишит полицейскими. Полагаю, потому, что кто-то боится неприятностей.
«И признайся, – сказал он самому себе, – что у тебя тоже нервы сдают».
Он думал о мигающей сигнализации лифтов, о тихом гуле движущихся тросов, о том, что кто-то свободно разгуливает по пустому зданию.
— В нынешние времена, – ответил Браун, – когда психи ни с того ни с сего бросают бомбы или стреляют в толпу, всегда есть чего бояться.
Он вздохнул:
– Ладно, посмотрим, что я смогу выяснить. И постараюсь, чтобы Башня охранялась так надежно, как только можно.
Эти слова воскресили мысль, о которой Нат уже забыл.
– Такое огромное сооружение, – задумчиво сказал он, – несмотря на все защитные системы, заложенные в проекте, несмотря на всю нашу заботу, несмотря на попытки предвидеть все и учесть любые возможные опасности, в сущности весьма уязвимо, не так ли?
Браун открыл ящик стола, голодным взглядом уставился на пачку сигарет и снова сердито его захлопнул.
– Да, – ответил он, – такое огромное сооружение весьма уязвимо. И чем здание больше, тем оно ранимее. Но вы об этом просто никогда не думаете.
– Теперь уже думаем, – сказал Нат.
Назад к Колдуэллу он шел, как всегда, пешком. Бена Колдуэлла уже не было, он отбыл на торжество в Башне.
Нат прошел в свой кабинет, сел и уставился на чертежи, приколотые к стене.
Он пытался убедить себя, что видит призраков, как тогда, давно, когда он с рюкзаком за плечами один бродил в горах и на высоте четырех тысяч метров наткнулся на следы самого большого медведя, которого когда-либо видел, на следы, где ясно были видны длинные кривые когти, прямо кричавшие, что это гризли.
Некоторые утверждают, что гризли уже вымерли или почти вымерли. Это «почти» не сулило ничего хорошего. Одного гризли более чем достаточно: один гризли – значит всего на одного больше, чем человеку нужно.
Гималайский медведь – совсем другое дело. Человек его не трогает, и он, если это не медведица с медвежатами, тоже не обращает на него внимания. Но гигантский горный медведь не знает других правил игры, кроме своих собственных: гризли берет все, что захочет, и страшен в гневе. Он способен обогнать лошадь и одним ударом лапы прикончить пятилетнего быка. Разыскивая добычу вроде сусликов или кроликов, он может одним движением лапы перевернуть камень, непосильный даже для двоих человек.
Если люди ловят гризли или его родственника – большого аляскинского бурого медведя, – то никогда-никогда не стреляют разве что в воздух, иначе, как уверяют те, кто это испытывал, будь ружье хоть максимального калибра, гризли все равно до вас доберется, а это – конец. Вот у Ната ружья и не было.