– Вот как? – уже совсем иным тоном произнес Алексей Федорович. – Действительно, если на то есть воля нового Государя… Расследование… Как это вы выразились? Беспристрастное и… какое?
– Не обращайте внимания, ваше высокопревосходительство, – сказал Углов. – Это я использовал новый термин, который пока еще не вошел в общее употребление. Я только хотел вас заверить, что расследование будет проведено быстро и в глубокой тайне. Никто из членов царствующего дома не будет потревожен. Да и высоких особ мы касаться не будем.
– «Мы»? – поднял бровь граф Орлов. – Вы хотите сказать, милостивый государь, что надеетесь получить в свое подчинение группу моих подчиненных?
– Нет, не хочу, – заверил его Углов. – Точнее, не смею на это надеяться, зная занятость жандармского корпуса. У меня есть своя коман… То есть у меня есть свои подчиненные. Мне их будет вполне достаточно.
– Значит, все будет проведено быстро и тайно… – задумчиво произнес граф, повторяя слова посетителя. – Это неплохо, неплохо… Этакое secret de l’enquête… В таком случае да, пожалуй…
– Да, вот именно secret de l’enquête! – сказал Углов – теперь уже он повторял слова князя.
– Хорошо, но чего же вы в таком случае от меня хотите? – спросил Орлов. – Царское повеление у вас уже есть, людей вам не нужно…
– Но я же не мог начать действовать в такой сфере, как следствие, – объяснил статский советник, – не заручившись согласием вашего высокопревосходительства. Это было бы неучтиво, верно ведь? Я должен был поставить вас в известность с самого начала. Кроме того, я надеялся получить от вашего высокопревосходительства хороший совет относительно направления расследования. Ведь вы лучше меня знаете окружение покойного императора и вообще ситуацию в стране…
– Как вы, однако, необычно выражаетесь, – заметил граф. – Ситуация… Тоже, верно, какой-то новый термин? А насчет совета, что ж…
Видно было, что глава Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, с одной стороны, польщен просьбой, а с другой – несколько растерян.
– Что ж, я могу повторить то, что уже говорил, – с важным видом изрек Орлов. – Польские круги, вечно недовольные своим положением, – это, пожалуй, самое первое направление, которое приходит в голову, если всерьез ставить вопрос о таком преступлении, как убийство русского Государя.
– А еще кто мог? – спросил Углов.
– Еще? – граф в растерянности развел руками. – Не знаю… Нет, просто не представляю!
– А какие-нибудь революционеры? Бунтовщики? Ну, вроде тех, кто потрясает Францию?
– Бунтовщики? – с удивлением произнес граф. – Карбонарии? У нас, в России? Нет, это немыслимо! Совершенно немыслимо!