– Да, действительно… – пробормотал Александр, – настоящий бред… А что за слово выговорил этот призрак в мундире? Хотя вы, наверное, не запомнили…
– Представь себе, запомнил! – ответил отец. – Он выговорил не одно, а два слова. Сказано было так: «Хватит! Ходу, ходу!» После чего они, как я уже говорил, исчезли.
На это наследник ничего не сказал, только покачал головой, и Николай понял этот жест.
– Вот видишь, – грустно произнес он. – Если начался бред, то никакие государственные дела я вершить уже не могу. Дальше уже ты поведешь этот корабль. Передаю тебе команду, но не в порядке. На театре военных действий положение плохое. И хуже всего дело с союзниками. Австрия в любой момент может перейти на сторону врагов. Одна Пруссия пока остается надежной, но сил у нее маловато. Укрепляй с ними союз. На Францию не надейся – изменит. И потом, в этой стране что ни год, то революция. Положение помещичьих крестьян до времени не трогай. Их крепостное состояние – опора трона. А пуще всего опасайся…
Однако Государь так и не закончил фразу, и наследник не узнал, чего именно он должен опасаться. Голос императора пресекся, глаза закрылись, его охватил озноб, от которого он съежился под одеялом. Александр с жалостью посмотрел на отца – такого всегда крепкого, такого надежного, – после чего встал и тихо вышел. Шел четвертый час пополудни…
– Простите, товарищ генерал, никак не могу поверить, что вы это серьезно, – сказал человек, сидевший за столом прямо напротив хозяина кабинета. – Путешествие в прошлое? Расследование, проводимое в прошлом?! Но это же… Литература для подростков! Кино!
– Понимаю ваше удивление, товарищ майор, – отвечал хозяин кабинета. – Однако должен повторить то, что уже сказал: вам поручается отправиться в первую половину XIX века, чтобы расследовать совершенное там преступление. Чтобы снять все вопросы, я сейчас предоставлю слово научному руководителю проекта «Хронос» Григорию Соломоновичу Нойману.
И он повернулся к сидевшему слева от него улыбчивому человеку невысокого роста с обширными залысинами. Григорию Соломоновичу можно было дать и 60, и все 70. Впрочем, глаза его смотрели бодро, молодо, и говорил он быстро, энергично.
– Прекрасно вас понимаю, молодой человек, – сказал он, обращаясь к майору. – Если бы мне самому такое года два назад сказали, я бы такого шутника просто на смех поднял. Действительно, как вы выразились, кино. Но с тех пор прошло два года. И не просто два года, а два года серьезнейших исследований. Мы совершили прорыв, настоящий прорыв! Сейчас я вам объясню, в чем дело. Вам и вашим товарищам.