— Часы поперли, Анатолий Иваныч! — весело сказал Кайретов возникшему в двери физруку.
— Чьи?
— Мои и вон Тошича.
— Ну, и что ты лыбишься? — закричал физрук. — Смешно ему, дураку!
Он сердился недаром — ведь ответственность на нем, это он не проследил, не закрыл вовремя раздевалку. Дойдет до дирекции, скандал будет, родители жаловаться придут, а то и требовать оплатить стоимость часов …
— Так, — сказал он. — Раздеваемся до трусов — и в сторону! Буду всех обыскивать! А вы как думаете? И не стыдно кому-то? Может, сам признается?
Этого поворота я не ожидал. Но признаться не мог, не мог! Даже сказать, что пошутил, — не мог. Потому что — казалось мне — все поймут, зачем я это сделал.
Ребята начали раздеваться.
— Не надо, Анатолий Иваныч, — сказал Кайретов. — Ну, свистнули и свистнули. Это не наши, это из другого класса кто-нибудь.
Или — с улицы парни вертелись с девчонками, я видел, наверно, они.
— А я вам сколько раз говорил — о всех посторонних в школе сообщать! Сколько раз я говорил? — заорал Анатолий Иваныч. — Я один за всем следить должен? Вот и радуйтесь теперь! Найдите их теперь!
— Ладно, Анатолий Иваныч. Замнем, — сказал Кайретов с милой улыбкой, хотя девочек в раздевалке не было.
Я с тоской, ненавистью и любовью любовался им. Ведь не существовало никаких парней с улицы, просто Кайретов спас ребят от позорного обыска.
Анатолий Иваныч подумал, посмотрел на Кайретова (обо мне словно и речи не было) и сказал:
— Замнем?! А потом начнете трепаться, что из раздевалки вещи пропадают?
— Никто трепаться не будет, — твердо пообещал Кайретов.
— Не будет! Ладно… Но теперь каждый урок — дежурного мне по раздевалке! И покуда все не переоденутся, он пусть сидит и смотрит! А потом зовет меня, раздевается — и я запираю. Ясно?
Все с облегчением закивали, загомонили.
Кайретов был в центре внимания, он был победитель, а я так, сбоку припека…
В тот день я задержался, потом проник в туалет, достал часы, сунул их в портфель и пошел к железной дороге.
Я дождался товарного поезда — длинные платформы с низкими бортами, со щебенкой. И бросил на кучу щебенки часы свои и Кайретова.
Через день Кайретов ходил с точно такими ж часами, а через года два у всех почти в классе были часы, купили часы и мне, припомнив без ругани, но с укоризной, потерянные отцовские часы — «Победа», 17 камней, на циферблате кремлевское здание со звездой нарисовано, производства 1937 года.
Никаких политических аналогий, просто — совпадение.
Тридцать два года прожили часы…
* * *
Итак, я понял, что должен испытать себя, не живет ли, в самом деле, во мне прирожденный тайный вор. Я должен что-нибудь украсть — и посмотреть, будет ли меня мучить совесть, а если будет, то насколько нестерпимо.