История его проста.
Сын ответственного работника и домохозяйки, он неплохо учился и в школе, и в юридическом институте, увлекался игрой на гитаре и пением в какой-то рок-команде, в каком-то подвале, увлекался девушками, увлекался немного спортом, в частности, плаванием, — ну, в общем, как обычно. После окончания института работать по специальности не стал, его не влекло приобретение денег в результате ведения каких-то дел, его интересовало получение денег непосредственно. Нетерпение его было слишком велико. Он явился к одному из крупных спекулянтов по имени, скажем, А., и, подрагивая щекой (тик с детства), сказал:
— Хочу денег. Дай.
— А кто ты такой? — спросил спекулянт, недоуменно и с опаской глядя на подрагивание щеки.
— Максим Полугаев.
— Не слышал.
— Это твои проблемы. Дай денег. Нужны.
Дико, невероятно, невозможно! — но спекулянт, не сводя глаз с подергивающейся щеки Максима, выдал ему довольно крупную сумму, даже не спросив, взаймы ли просит Максим, в долг ли под проценты — или просто так.
После этого Максим явился к дельцу Б. и сказал:
— Мне А. дал денег. Ты тоже дай.
Б. позвонил А. и тот подтвердил. Б. дал денег Максиму.
Дали и В., и Г., и Д. — и так далее.
Максим же этими деньгами ссудил нуждающихся мелких коммерсантов — под проценты, естественно, и скоро начал получать постоянную прибыль. При этом ни А., ни Б., ни В., ни прочим кредиторам денег он не вернул, но они и не смели требовать, потому что Максим уже имел кличку Игрок и был уже в городе одним из первых авторитетов. Они уж и тому рады были, что он по второму разу не обложил их данью. Они не знали, что, платя другим, теперь платят фактически тому же Игроку.
И все бы хорошо, если б не три недостатка Игрока. Первый — запойное пьянство. Второй — сопряженная с запоями игровая лихорадка, когда он проигрывал — раньше в подпольных притонах, а потом в «Ротонде» — огромные деньги, когда не мог остановиться, пил неделю, другую, безобразничал, скандалил, обижал друзей и подруг… А третий недостаток — любовь к классической музыке. Городской театр оперы и балета он не уважал, считая его уровень низким, но не пропускал ни одного мало-мальски стоящего гастролера-музыканта, дома же имел первоклассную аппаратуру и первоклассные записи. Он слушал их не больше получаса в день, но иногда забывался, заслушивался — и начиналось какое-то безумие. Он слушал музыку без перерыва сутки, двое, трое, обрастая щетиной, жуя что-то из холодильника, не моясь и наскоро посещая туалет, не отвечая на телефонные звонки и на звонки в дверь; слушая музыку, он стонал, рычал, плевался, вздыхал, плакал… Где-то на пятые сутки друзья его — по его же просьбе, которую он заранее высказывал — вскрывали с помощью сварочного аппарата металлическую дверь его большой трехкомнатной квартиры, налетали на него, связывали, выключали музыку, заставляли глотать транквилизаторы. Он отбивался, кричал, но вскоре затихал, засыпал, и спал дня полтора, а проснувшись, хмуро благодарил своих друзей.