Ее театр утонул в симфонии его страсти. Элеонора впервые почувствовала себя собой. Предыдущие игры улетучились вместе с героинями, и оказалось, что в любви она — стеснительная, неловкая, неопытная девчонка.
Знакомство со Степаном означало для нее первую сексуальную связь с мужчиной без прошлых актерских упражнений и без фантастических чувств, разбуженных ласками Ласкарата. В его ночные объятия Элеонору загнал страх. Впрочем, «новый русский» оказался без комплексов. Он привык, что мир принадлежит ему и все, чего бы не пожелала его рука, поддавалось ее уверенной хватке. Возвышенные слова, трепетные чувства, нежные неуверенные прикосновения он заменил ведром с розами. Поначалу Элеоноре понравилась его простота, но в постели она стала невыносима. Впервые ее употребляли. Приблизительно так Степан ел поросенка за столом у Таисьи. Элеоноре стало казаться, что она и есть тот самый янтарный поросенок с хрустящей корочкой. Он спокойно и деловито переворачивал ее, сгибал, распрямлял, замирал, сопел и начинал сначала. Элеонора не сопротивлялась, ожидая, когда он возьмет вилку и нож и начнет разделывать ее на куски. Его шумное мычание отдаленно напоминало человеческую речь, но различить слова было невозможно. Единственно четко звучали имена, какими Степан называл Элеонору. Кроме Мани, Жанны, Туси, несколько раз сорвалось Катя. И ни разу Элеонора. Под утро он упорно твердил ей Нюра. Редкие паузы между насилиями она использовала для курения. А под конец уже не вынимала сигарету изо рта, не обращая внимания на тупые удары его страсти внутри себя. Степан, кажется, не заметил ее курения. Его мало интересовало, чем она занята в моменты его насыщения. Он был неистово увлечен ее филейной частью и выше в своих желаниях не поднимался. Элеоноре показалось, будто верхняя часть ее тела принадлежала ей, а нижняя безраздельно ему. Она не перенесла бы этой пытки любовью, если бы не мысль, отвлекавшая ее. Элеонора безумно волновалась и трепетала от сознания, что Василий в эту самую минуту наблюдает за ними. Скорее всего, Ласкарат находился где-то совсем рядом, потому что, несмотря на бульдозерные усилия Степана, ее тело так и не ответило ему благодарностью. Оно оставалось безучастным, потому что чья-то чужая воля держала в кулаке ее зажатые нервы. С первыми проблесками зимнего утра Степан устал. Он сел на кровать у ее ног и, зевая, спросил:
— Ну, я тебя нормально обеспечил?
Вместо ответа Элеонора утомленно выдавила из себя:
— А я тебя?
Степан помолчал, потом серьезно произнес:
— Ты мне со знакомства понравилась.