– Не скучаешь? – заглянула Ольга в аромате кофе.
– Нет. Работы твои смотрю. Ты мастер!
– Да, – улыбнулась она. – А сколько этот мастер пробивался! Одна! Никто не помогал! С мужем развелись, дочь школьница, денег нет. Бегала по редакциям, на ломаном английском, потом на таком же иврите чего-то объясняла, показывала работы, убеждала. Страшно вспоминать! Однажды, практически от безысходности, сняла сама себя голую в зеркало. Показала снимок. И с этого началось. Вдруг меня заметили… Минутку, я сейчас! Кофе по-арабски это целая история!
Ольга скрылась в арке, а я представила её, обнаженную, стоящую перед безысходным зеркалом в спальне. Она смотрит, как тени ложатся на изгибы ее тела, на обводы грудей с розовыми сосками, на мягкий живот с лункой пупка, на уголок паха, зажатый между стройных ног… берет фотоаппарат и снимает себя. И эта фотография разделяет ее жизнь на «до» и «после». «Кусок красной материи, пущенный на паруса, больше не заменит ей алого неба счастья. Счастья обретения себя…» – выперла литературная опухоль-заметка о талантливой художнице.
Старинный глиняный кофейник, словно откопанный археологами и новейшая бутылка коньяка появились вместе с хозяйкой, говорившей по телефону.
– Сегодня? Хорошо! Да, да, конечно! Жду вас! – Ольга приветливо улыбалась, будто в телефоне могли ее видеть. – Клиенты подъедут. Мы поработаем. Это недолго, минут сорок, час. Договаривались на завтра, но они попросили перенести. Ребята геи. Один гид, другой стюард. У них любовь, – объяснила она.
– Слушай, а можно посмотреть, как ты работаешь с ними?
Ольга отрицательно покачала головой.
– Нет, ну не пялиться, конечно! Спрятаться где-нибудь. Незаметно…
– Студия пустая, – задумчиво проговорила Ольга, – там негде прятаться. А хотя… – в ее глазах засветились два хулиганских светлячка, – есть ширма. Можно перенести ее в студию. Пойдем-ка!
Она потянула меня в тёмную арку.
– Осторожно, здесь ступенька! – предупредила Ольга, крепче сжав мою руку.
Студия представляла собой пустую белую комнату, напичканную светильниками и соединенную проходом с другой комнатой, в которой жил бардак. С полок свешивались парики, ткани, одежда, рыцарские доспехи, шляпы и шляпки, искусственные, вечно упругие цветы и прочий цветной хлам. Старинную, тёмного кружева ширму, сложенную детской книжкой в углу, мы вдвоем отволокли в студию, где она показалась светской дамой, случайно зашедшей в операционную.
– Сюда! Ближе к стене! – командовала Ольга. – А даже и хорошо! – оценила она, наклонив голову. – Создает настроение. Тогда вот ещё что!