Так Семен Малинов снова сумел произвести на кого-то впечатление, и его во второй послевоенный год выдвинули первым секретарем обкома партии.
В те времена Семей Малинов всех считал своими друзьями; но вот война кончилась, а обязанности секретаря обкома не только расширились, но и невероятно усложнились: надо было строить город в широком масштабе, а это значило иметь представление о технике, методе кладки, архитектуре, и так далее и так далее. Надо было руководить промышленностью не только города, но и области, и, следовательно, разбираться в вопросах металлургии, автомобильного дела, силикатного производства, судостроения, а тут еще, по постановлению правительства, на окраинах города сооружались нефтеперегонный завод, завод шарикоподшипников, комбайновый завод, химические заводы, текстильная фабрика и в дополнение ко всему этому строился гигантский гидроузел на Волге, чуть повыше Приволжска. Наряду с промышленностью не менее сложное дело — сельское хозяйство. Вся область готовилась принять первую Большую воду из канала Волга-Дон и из Цимлянского моря, значит, надо было думать о методах и системе орошения. Наконец, положено первому секретарю обкома руководить школами, институтами, воспитывать коммунистов… Ну где же было Малинову охватить все это? Однако, как себялюбивый человек, уже вкусивший славы, он не хотел сознаться в своем бессилии, и потому ему стало казаться, что в области появилось много его личных врагов.
«Завидуют, — решил он. — Распустились. Надо гайки подвинтить». И начал «подвинчивать гайки», то есть администрировать, покрикивать на директоров заводов, на секретарей райкомов.
Товарищи из ЦК, желая помочь Малинову, направили в Приволжск группу инженеров во главе с Николаем Кораблевым; Александра Павловича Пухова — из Ленинграда в качестве секретаря по промышленности; и вот теперь рекомендуют вторым секретарем обкома Акима Морева.
Семен Малинов эту помощь понял как «ущемление моего достоинства», не видя, не желая видеть собственных, ныне уже непоправимых грехов. Вот почему от него стали отходить настоящие коммунисты и лепиться, как мошкара на клейкий лист, «жучки», которых он и пустил в ход на последнем пленуме. Но теперь и «жучки» провалились. Малинов остался одинок. Казалось, тут он должен был бы задуматься над тем, как это в стране, где в основу основ положен коллективизм, секретарь обкома партии очутился вне коллектива. Однако Малинов это воспринял по-своему.
— Не признают таланта, — уже заплетающимся языком пролепетал он и снова наполнил рюмку коньяком. Выпив, почувствовал одно — ему страшно жаль самого себя, и, опустив голову на ладони, вдруг, весь сотрясаясь, заплакал, приговаривая: