— Товарищ Булаткин.
Миронов еще раз оценил вошедшего. По обличью — старый вахмистр-жила, но небольшие жмуристые глаза с веселинкой и казачьей простоватостью... На сильной, окатистой груди, перечеркнутой малиновыми «разговорами», резко пламенел в алой ленточке орден Красного Знамени... (Прикинул, что во всей Красной Армии сейчас их не более десятка, краснознаменцев!)
— Товарищ Булаткин, Константин Филиппович, — доложил Данилов. — Бывший комбриг-4 из 10-й армии, рекомендован командовать 1-й кавдивизвей, быть вашим помощником и заместителем...
Данилов улыбался по-прежнему открыто и зубасто, и эта его привычная беспечная улыбка была словно пароль для Миронова: все, мол, идет нормально, за этого человека ручаемся.
— Хорошо, — сказал Миронов. — Помню такой приказ по фронту — о геройстве бригады Булаткина под Царицыном... Кстати, где нынче начдив Думенко?
— В Саратове, на излечении. Легкое вырезали ему, профессор какой-то делал операцию, спас, можно сказать... Они там вместе с Егоровым лежали, — сказал Булаткин.
— Да, были в прошлом году и победы и потери немалые, — вздохнул Миронов. — Оттого и приходится сызнова собирать силы... Вы-то сейчас откуда, если не секрет?
Булаткин приставил ногу к ноге, выказывая въевшуюся в кровь служивскую выучку, ответил чуть ли не рапортом:
— Послан был весной в красную академию, в Москву, товарищ Миронов. Но по прибытии оказалось, что прием окончен, все места заняты. Вроде как по нас отрезало, и сказали: до будущего набора...
— Но ведь было решение ВЦИК другое? — Миронов закусил правый ус, хмуро взглянул на Данилова. Тот лишь махнул короткопалой рукой, пожал плечами:
— Вы же знаете: во ВЦИКе — одно, в военном ведомстве — другое. Не любят там полевых командиров. Недавно вон Чапаева с Восточного отчислили: дерзкий на язык, говорят!
— Ясно, — сказал Миронов.
Булаткин огладил своей тяжелой, каменно-твердой рукой усы, усмехнулся с простодушием:
— Да я и не сожалею дюже! Войны впереди много, какая там учеба!
— Оно-то так... Деникин в силе, надо его бить, и бить как следует, — согласился Миронов. — Но все же эти «академические тонкости» задевают душу... Хотя что ж, эти заботы, как говорят, на завтра, а пока начнем работать, товарищ Булаткин. Я рад вашему прибытию. Будем и строевой, и учениями заниматься от восхода до заката. Народец все больше необученный, да и бездействие войск, как вы понимаете, есть заведомое поражение в первом же бою. Старая истина. Многие к коню в первый раз подошли, а корпус-то именуется кавалерийским.
— Да еще мироновским! — засмеялся Данилов.