Попок строго посмотрел на всклокоченного Гуманиста, на его обвисшие от обиды и безволия губы и обратился к Таисии:
— Старикова, я не понимаю твоей настойчивости именно в такой момент. Именно не понимаю твоего сиюминутного какого-то наскока! Кругом же бои, смерть вокруг нас ходит, а ты... Я уже приказал Авраму написать наиподробнейшее объяснение по поводу, каким образом он… ну и — так далее! Приказал! И ты напишешь, Аврам, не больше недели сроку тебе, запомни, — Попок мстительно кинул взгляд в сторону Гуманиста. — Но это не пожарное дело, Тая, это официальное разбирательство, тут горячка не нужна.
У Стариковой, как всегда, пылали запекшиеся губы, она облизывала их сухо и готовилась сказать излюбленное насчет кумовства и семейственности, мешающих принципиальному разбору дела, но Яков Александрович не дал ей говорить.
— Это не пожарное дело, Таисия Ивановна, еще и потому, что назавтра мы все обязаны выехать в части, на позиции! — Попок поднял голос: — Этого требует от нас Реввоенсовет армии, а Миронов так вообще возмущался, что штабы забиты людьми даже в самые тяжелые моменты боев! Старый его загибчик: выгонять весь политсостав в голову атаки! Но признаемся, что в данный момент такой приказ и справедлив, Врангель обнаглел совершенно, в частях наших большие потери! Так что готовьтесь, пожалуйста, на рассвете выезжаем в дивизии. Все.
Старикова застегнула на груди малиновые «разговоры» шинели, подняла колючий суконный ворот вокруг тонкой шеи и, мстительно глянув на обоих — начальника и инструктора, — умелась из комнаты.
Попок несколько минут молчал, потом поднял на Аврама выпуклые, усталые, с кровяными прожилками глаза:
— Ну?..
— Ну как я могу, Яков, что-то объяснять, когда сам не знаю, в чем там было дело,-— развел руками Аврам. — Какая-то фантасмагория, честное слово! Этот фармазон с Молдаванки, Левчик, бил меня по лицу и хотел моей смерти это безусловно...
— Ну? — повторил Попок, снижая в голосе недоверие и пристрастность.
— А потом приехал этот... Черняк-Черный. Ну, Осип… ихний теоретик! Перед самым расстрелом Азарова, Семенченко и других...
— Так, — поощрил Попок.
— А там, у них в делах, валялась моя записная книжка с адресами. Совершенно случайно! И вот этот Осип с Одессы вызывает меня на допрос и разворачивает книжечку и тычет пальцем: «Это кто такой... М. И. Мукасей? Кем он тебе приходится?»
— Да-а? — заинтересованно подался к Авраму начальник.
— Ну, я никакого подвоха не почувствовал, ответил, что Мукасей Михаил Иванович мой знакомый из Козлова, аптекарь... А он: «Какие у него мнения были о тебе?..» Что за вопрос, говорю, — самые наилучшие! Он меня устраивал даже в агитпроп, ведь из Ростова и Воронежа я ехал в Козлов без всяких протекций, чуть ли не на голое место! И вообще, штабы Южного фронта тогда еще только формировались!