Горбунов шумно вздохнул и сказал тихо, вполголоса, так, чтобы слышал его только Миронов:
— Не в этом, по-моему, дело. Идея Перекопа созрела не только в голове командующего, она ныне владеет сознанием всех армий: умереть, но взять Крым! Не только вражескую территорию этого полуострова, но последнюю точку войны. Чтобы к весне, к посевам хлеба, жить уже по домам, оглядеться, справиться с инвентарем, подремонтировать что надо. И тут, как снег на голову, действительно — телеграмма наркомвоена, полученная утром, а в ней те же мысли, что в прошлой его газетной статье: помните, он обрушился на Гусева за его победные реляции о первых успехах наших на правом берегу... И вот уже новый член РВС у нас на фронте — Смилга.
— Да? — насторожился Миронов. Он еще ничего не знал о телеграмме Троцкого и был благодарен Горбунову за откровенность и ясную доверчивость к нему.
— Наркомвоен считает, что атаковать Крым преждевременно, Врангель еще силен, необходимо построить рокадные железные дороги, подвезти тяжелую артиллерию морских калибров, ну и так далее...
— Чем же занять на это время войска? — спросил Миронов.
Рассуждения Троцкого, как и многих других сугубо «статских» военных, его бесили. Всякому человеку армии и войны хорошо известна непреложная истина, что большие массы, мобилизованные в час войны, нельзя долгое время держать в бездействии. В мирное время, может, конечно, существовать армия, но небольшая, кадровая, спаянная традициями и дисциплиной, строго регламентированная уставами и порядком. Но миллионная масса войны, она должна либо воевать, либо идти по домам, к мирной жизни...
— Предполагается часть войск перебросить временно на Кубань и Дон для отражения возможных десантов. Ну и, разумеется, для подавления разного рода камышатников...
— Н-да, — крякнул Миронов неопределенно. Наученный горьким опытом прошлого, он не рисковал теперь прямо осуждать директивы Троцкого. Подлые, заведомо предательские директивы, но это ведь всем ясно, говорить тут нечего...
— Командующий сказал, что телеграмма эта писалась... видимо, под диктовку самого Врангеля, — с молодой неосторожностью сообщил Горбунов.
— В переносном смысле, конечно, — засмеялся Миронов. — Это уж не в первый раз! Весной девятнадцатого на целый год удалось ему затянуть в Донщине гражданскую войну. Теперь снова... желает протянуть кампанию до весны. До полного истощения...
— Трудно понять это. Даже странно как-то, — сказал Горбунов.
— Теперь-то уже не трудно, теперь этот «дым» помалу рассеивается, — сказал Миронов, плохо скрывая внутреннюю ярость.