— Вот какие люди бывают! — вспыхнула Надя сгоряча и как бы натолкнулась на острие последней фамилии. — Щегловитов? Я одного поручика тоже встречала... Он еще с Татьяной тогда что-то замышлял, ну, которая потом... Сдобнова!.. — расширенными от гнева глазами глянула Надя на мужа.
Миронов ее в этот момент не слышал, занятый странным созвучием этих шпионских фамилий и кличек.
— Щеткин, Щетинин, Щегловитов... Кругом — Щ! «Волк в овечьей шкуре», — с сердцем выдохнул Филипп Кузьмич и недокуренную папироску швырнул к порогу, через весь вагон. — Так вот откуда этот молодец! Всю жизнь, оказывается, за мной охотится! Пишет всякую гнусь, а печатают — наши газетки, бывает! И ведь с какой наглостью, прямо — в комиссары штаба, и там, в штабе, — навет на командующего! С одной стороны — непостижимо, а с другой, когда раздумаешься, то и ничего, ведь игру-то ведут люди ва-банк! Ну, так где же он сейчас-то, этот Ще, волк в овечьей шкуре?
— Взяли ночью, без шума, — сказала Таисия. — Сегодня. Он даже и за кобуру не схватился, когда вошли.
— Слава богу, — сказал Миронов. И, хромая, ушел на диван.
— Надо таких расстреливать, — сказала Надя.
— Вешать надо. Гирляндами! — в ярости добавил Филипп Кузьмич.
На душе было нехорошо, смутно...
Нехватка продовольствия в стране определила новые отношения с деревней до наступления сева. Январский пленум ЦК партии постановил принять «возможные меры быстрого облегчения положения крестьян», образована комиссия под председательством самого Всероссийского старосты, Калинина. Но мнения по этому вопросу сразу же разделились, возникли на удивление острые споры. Особенно активно вели себя бывшие «левые», сторонники «завинчивания гаек» в деревне. Как и в пору Брестского мира, запахло дискуссией в партии.
— Одна война закончилась, вторую надо начинать, — хмуро говорил Миронов, негодуя на «твердолобых», всякий раз отвергающих единственно спасительные меры но борьбе с голодом и разрухой. Но на этой фразе: «Одна война кончилась, вторую надо начинать...» Миронова сразу «поймал» Яков Александрович Попок и попросил (а скорее -предупредил), что на посту командарма следует выражаться осторожнее, точнее формулировать мысль... Они ехали верхами в Горскую бригаду 21 й дивизии проводить митинг в связи с отправкой части отслуживших бойцов в Трудармию, и тут, наедине, Попок и высказал эти мысли.
Филипп Кузьмич понимал, что, по сути, его начальник политотдела прав. Командарму слова на ветер бросать нельзя, да и балашовский процесс еще не источился в памяти, и следовало бы принять замечание без всякого спора. Но, как всегда, его забрало лишь содержание спора, суть разногласий. Форма общения как бы ничего не значила для Миронова, когда возникала речь о судьбе людей, целого народа.