– Элизабет, которая звонила по вечерам и занимала телефон?
– О, да! Это была просто пытка: сначала выслушивать ее жалобы, потом давать советы, а затем еще не реагировать на критику. Как мать выдерживала – не знаю. Конечно, у меня уже своя жизнь была, я не вмешивался. Кстати, Элизабет отблагодарила мать за терпение – оставила ей все состояние, правда, воспользоваться им не пришлось. Не успела.
– Выходит, ваша мама не очень-то и горевала, потеряв мужа?
– Иногда я тоже так думал. Раньше. Гораздо позже понял, что как раз наоборот.
Она любила в отце артистичность его натуры. Помогала и поддерживала во всем. Пьесу перепечатала несколько раз. Тогда же не было компьютеров. Прощала ему чудачества.
– А что за история с потолком? – Вера вспомнила, как Ги, приревновавший «к тени мужа», отчаянно пытался завоевать сердце беспечной возлюбленной.
– История с потолком? Откуда вы знаете? – удивился Тьерри. – Ах, да, забыл. Ги писал… Действительно веселая история, – оживился он. – Отец находил наш потолок слишком белым и скучным. Поэтому однажды он взял кисть, макнул ее в банку с зеленой краской и мазками разукрасил весь потолок. Точки такие, знаете, поставил… Мать пришла и давай хохотать. Ей понравилось. Сказала, что у нас на потолке трава выросла.
Чем больше Вера слушала Тьерри, тем больше подпадала под шарм Мари-Анж, понимая, чем та покорила своего мужа, Ги, многочисленных друзей, Элизабет.
Это была женщина-бабочка, легкая, порхающая. Неуловимая. Свободная. Вокруг нее было пространство, и всем в нем находилось место. Она расширяла и расширяла границы своего космоса, ничего не требуя взамен. Ее рано ушедший из жизни муж был под стать – такой же оригинал. Когда его не стало, вакансия на свободное место даже не объявлялась. Ее просто и быть не могло. В какой-то момент она, возможно, захотела жить «как все». Тогда появился Ги. Но чувство, сильное по энергетике, в котором преобладало желание опекать, окутать предмет обожания нежнейшей заботой в конечном итоге оказалось невостребованным. Любовь, похожая на электрический заряд, могла бы ее раздавить. Подчинить. Мари-Анж испугалась. Ей не требовался весь мир у ног, достаточно было лишь травы на потолке.
– Может, мать и осталась бы с ним, – прервал ход размышлений Тьерри. – Если бы не Жак.
– А это еще кто?
– Жак Барышефф. Он вмешался.
– Русский?!
– Урожденный. Его отец, Пьер, уехал в Россию еще до революции, вместе с родителями. По-русски, Пьетр, так? Точнее, они просто остались в Ницце в собственном доме, не вернувшись в Россию. Это была состоятельная семья из Санкт-Петербурга, имевшая свое ателье по пошиву детской одежды. Может, и детям вашего последнего царя шили, Жак так говорит. Пьер получил финансовое образование, женился на француженке. Дети у них родились, в живых теперь только Жак остался. Интересно, что он никогда не был в России!