Он замолчал, потому что в эту минуту в комнату вошел Дернбург с книгой в руке, патрон так спокойно ответил на поклон молодого инженера, как будто между ними ровно ничего не случилось.
– Вы, конечно, наслаждаетесь первым свиданием после долгой разлуки? – спросил он. – Ты впервые видишь сегодня Эриха, Эгберт, как ты его находишь?
– У него все еще болезненный вид, и, конечно, ему надо некоторое время очень беречься.
– Доктор того же мнения. Сегодня ты как будто особенно утомлен, Эрих! Иди в свою комнату и отдохни.
Молодому человеку хотелось остаться, чтобы стать третейским судьей и примирителем между ними, если объяснение примет чересчур бурный характер, но слова отца звучали почти приказанием, а Рунек тихо произнес:
– Уйди, прошу тебя!
Эрих с горечью покорился. Он чувствовал в этой привычке щадить его что-то унизительное для себя и сознавал, что его щадили не только ввиду его физической слабости. Отец никогда не смотрел на него как на самостоятельного и равного ему человека; собственно говоря, и друг смотрел на него так же. Теперь его удалили, чтобы он «отдохнул» – другими словами, его хотели избавить от необходимости быть свидетелем очень неприятного столкновения, а он позволил удалить себя с тягостным сознанием, что его присутствие совершенно не нужно и бесполезно.
Дернбург и Эгберт остались одни, первый опустился на стул перед столом, держа в руках чертеж радефельдской трубы и глядя на него.
– Я принимаю твой проект, Эгберт, он лучший из всех, которые были предложены мне, и прекрасно решает все проблемы. О некоторых подробностях надо еще подумать, тебе придется кое-что изменить, но, в общем, проект превосходен, и работы будут начаты в ближайшее время. Хочешь взять на себя их ведение?
Молодой инженер был очень удивлен, он ожидал совсем другого вступления. На его лице отразилось удовольствие, которое доставило ему одобрение патрона.
– Охотно соглашусь, но, насколько я знаю, работы уже поручены главному инженеру.
– Если я изменю решение, главному инженеру придется покориться, – объявил Дернбург. – Кто будет распоряжаться выполнением твоего плана – ты или он, зависит единственно от тебя, но прежде чем говорить об этом, нам надо выяснить один вопрос.
Эгберт был достаточно подготовлен, чтобы догадаться, о чем пойдет речь, предстоящее объяснение совершенно не пугало его. Его лицо приняло холодное и упрямое выражение, и он выдержал мрачный взгляд патрона.
– Я уже давно замечаю, что ты вернулся к нам совсем другим, – заговорил Дернбург. – До известной степени эта перемена была неизбежна, ведь ты пробыл три года в Берлине и два года в Англии, твой кругозор расширился; я сам послал тебя из Оденсберга для того, чтобы ты посмотрел мир и научился правильно судить о нем, но теперь до меня дошли кое-какие слухи, и я желал бы получить от тебя объяснение по этому поводу. Правда ли, что ты постоянно водишь компанию с социал-демократами, открыто признаешь себя одним из них и состоишь в близких отношениях с их вождем Ландсфельдом? Да или нет?