Барон Вильденроде также всюду производил благоприятное впечатление. Его аристократическая внешность и блестящий дар красноречия пленяли всех, чью симпатию он хотел завоевать, тем более что к нему относились особенно любезно как к будущему родственнику Дернбурга. За несколько недель своего пребывания здесь он уже успел завоевать себе исключительное положение в обществе.
Тем временем работы по осушению радефельдского участка быстро продвигались вперед. Рабочие были размещены в основном в близлежащей деревне, там же поселился и инженер, руководивший работами. Обычно он ездил в Оденсберг один или два раза в неделю с докладом патрону о том, как идут дела.
Жизнь в Радефельде, маленькой деревушке среди леса, была лишена всяких удобств. Две крошечные комнатки, которые занимал Эгберт в доме одного из крестьян, были весьма скудно меблированы, но Эгберт не был избалован, он перевез из своей квартиры только книги, планы и чертежи и устроился в этом тесном помещении как мог.
Обычно Рунек рано появлялся на месте работ, сегодня его задержал гость из города, человек лет пятидесяти, с характерными чертами лица и темными глазами; он сидел в старом кресле, заменявшем здесь диван. По-видимому, они были заняты серьезным разговором.
– Хотел бы я еще спросить, почему ты теперь так редко бываешь в городе? – сказал гость. – Ты не был у нас уже несколько недель, и тебя приходится просто искать, когда появляется необходимость увидеться с тобой.
– Я очень занят. Ты сам видишь, у меня по горло работы.
– Работы! – насмешливо повторил гость. – А мне кажется, что наша работа понужнее, чем это копание да возня в лесу! Я слышал, ты составил и план этих работ? Ты что же, хочешь заработать своему почтенному патрону лишний миллион в придачу к тем, которые у него уже есть?
– Дело не в миллионах, а в том, чтобы выполнить взятое на себя обязательство, – коротко ответил Эгберт. – Собственно говоря, осушка касается главного инженера, я должен оправдать доверие, оказанное мне, ведь меня поставили на его место.
– Для того чтобы удержать тебя в Радефельде, подальше от Оденсберга, где ты можешь быть опасен! Да, старик не глуп, надо признаться, он ничего не делает просто так. Вероятно, он уже знает правду.
– Оставь насмешки, Ландсфельд! – нетерпеливо перебил гостя Эгберт. – Конечно, Дернбург знает правду, он спросил меня, и я без обиняков признался в своих убеждениях. Разумеется, я ждал, что за этим последует моя отставка, а вместо этого он поручил мне работы в Радефельде.
– Как странно! Это совершенно не похоже на старика! Или он по уши влюблен в тебя, или у него есть какая-нибудь мысль по этому поводу. Впрочем, твоя откровенность в данном случае пришлась весьма некстати, потому что теперь тебе, разумеется, и пошевелиться свободно не дадут в Оденсберге. Неразумно, очень неразумно, мой милый!