Но Джилл не слушала. Она впервые поняла Хэрриет, всех подруг, отчаянно цеплявшихся за нелюбимых мужчин только из страха грядущего одиночества.
Джилл потеряла работу. До Рождества осталось всего несколько дней, а денег почти не было. Но она должна, должна послать матери рождественский подарок.
Как ни странно, именно Ален предложил выход. Как-то он ушел из дома рано утром, не сказав, куда отправился, а вернувшись, объявил:
– Мы нашли работу!
– Какую?
– Сниматься, конечно! Ведь мы же актеры.
Джилл с внезапной надеждой уставилась на него.
– Ты серьезно?
– Еще бы! Встретил случайно одного приятеля, режиссера, – завтра начинает снимать. Обещал дать нам роли. Сотня баксов на двоих за день работы.
– Потрясающе! – обрадовалась Джилл. – Сто долларов! С такими деньгами можно купить матери хорошего английского сукна на зимнее пальто да еще останется на приличную кожаную сумку!
– Они еще не встали на ноги. Снимают в чьем-то гараже, пока не наберут денег на оборудование и аренду помещения.
– Что нам терять, – пожала плечами Джилл, – роль есть роль.
Гараж располагался на южной стороне Лос-Анджелеса, в ранее процветавшем, а теперь нищем районе.
Дверь открыл смуглый коротышка, схватив Алена за руку, он энергично кивнул:
– Рад, что смог прийти, дружище! Молодчага! – Потом взглянул на Джилл и оценивающе присвистнул: – Вот это девочка! Ну, приятель, ты даешь!!
– Джилл, это Питер Терральо, – представил Ален. – Джилл Касл.
– Здравствуйте, – пробормотала Джилл.
– Пит – режиссер, – пояснил Ален.
– Режиссер, продюсер, старший мойщик окон, все понемногу, заходите.
Он провел их через пустой гараж в коридор и дальше к квартирке, бывшей когда-то помещением для слуг и состоящей из двух небольших спален. Дверь в одну комнату была приоткрыта, слышались чьи-то голоса. Джилл подошла поближе, заглянула внутрь и застыла, не веря глазам. В центре комнаты стояла огромная кровать. На ней лежали четверо: негр, мексиканец и две девушки: черная и белая. Яркий юпитер освещал помещение. Одна из девушек нагнулась к мексиканцу, нежно провела языком по его пенису, взяла в рот, потом, задохнувшись, отстранилась:
– Ну-ка, петушок, не ленись, вставай!
Джилл почувствовала, что вот-вот потеряет сознание и, собрав все мужество, быстро повернулась и пошла обратно, но ноги подкосились.
Ален обнял ее, не давая упасть.
– Что с тобой?!
Но Джилл не могла говорить. Голова раскалывалась от боли, в живот будто вонзили сотню ножей.
– Подожди здесь, – велел Ален.
Он вернулся через минуту с пузырьком красных таблеток и бутылкой водки, вытряхнул две таблетки и протянул Джилл: