— Случилось что-нибудь?
— Нет, Юрушка, ничего, ничего, — замахал руками отец. — Ты, видать, не совсем вчера нормальный был… — Он засмеялся и отер кулаком выступившие слезы. — Пьяно́й, видать… Я так и понял. Мы с тобой договорились — приеду к тебе, ни разу у тебя не был. Да и давно не виделись, тоже сюда положи. Посмотрю на тебя — матери передам.
Гольцев попытался вспомнить, когда же это он вчера разговаривал по телефону с отцом, но ничего не всплыло в памяти, смутно только, обрывками, остался разговор с Верой…
— Напрасно ты… через весь город, с твоими-то ногами… — Он посмотрел на часы — было половина шестого, до начала юбилея оставалось полтора часа.
Они пошли по лестнице наверх. Гольцев взял отца под руку, и отец, счастливо улыбаясь, сказал:
— А я болел, Юрушка. Ей-богу, болел. Ты заметил — месяц я тебе не звонил? В больнице лежал. Не поверишь — от воспаления легких спасся.
— От воспаления?.. Черт побери! — Они поднялись, и Гольцев выпустил отцовский локоть. — А мать что же, позвонить не могла?
— Я ей строго-настрого не велел.
— Ну, молодец!
— Так я умирать-то не собирался, — все с той же счастливой хвастливостью засмеялся отец. — А то бы сообщил.
— Ну, а сейчас как?
— Хорошо. Видишь, к тебе прикатил.
— Вижу, вижу… — Гольцев открыл замок и толкнул дверь. — Проходи. Не пугайся только.
— Что ты, что ты, дело молодое, жить-гулять хочется, — пробормотал отец и снова засмеялся.
В комнате все оставалось так же, как утром, разве что не лежал на полу матрас. Гольцев завернул простыни на диване, кивнул отцу:
— Садись.
Отец прошаркал к дивану, опустился на него, попрыгал, пробуя — мягко ли.
— У тебя, как у персидского этого… шаха.
Гольцев поднял с пола свалившиеся со стеллажа книги, поставил их обратно.
— Еще тебе полку надо, сынок, — сказал отец. — У меня знакомый столяр один есть…
— Да не беспокойся, отец. — Гольцев подтолкнул валявшийся посередине комнаты окурок под стол. — Сам уж я как-нибудь. Давай чаю попьем.
— Давай, сынок, давай.
Гольцев поставил чайник, собрал грязную посуду со стола и вынес ее на кухню.
— По какому поводу хоть? — спросил отец.
— Что?
— Да вот это.
— Так, без повода. Воскресенье.
— М-мм… — застучал по колену отец. — Нехорошо. Это если каждое воскресенье так…
— Да нет, отец, не каждое. — Гольцев приобнял его за плечи и присел на мгновение рядом.
— Ага, ага, — снова засмеялся отец. — Дело молодое…
Чай был горяч и удачно заварен. Гольцев пил, откинувшись на спинку стула, вытянув ноги, и молчал. Он думал о том, что через полчаса, максимум через сорок минут ему выходить, и надо ведь, надо ведь будет как-то сказать об этом отцу…