Лора смеется и выходит на кухню.
Через час после ее ухода (свет я попросил не гасить) слышу в коридоре Ванин голос.
Вместе с раскрасневшимися с мороза Ваней и Мусей в мою душную комнату врывается прохлада.
Ваня чисто врачебным жестом потирает руки.
— Что с тобой — ангина? Ложка у тебя есть?
— Была, если не съели на новоселье.
— Он шутит, значит, будет жить, — говорит Ваня, вооружаясь ложкой.
— Меня уже лечили, — пытаюсь я защищаться.
— Открой рот.
— Имей в виду, у меня повышен рвотный рефлекс.
— Я его подержу за руки, — предлагает Муся.
Ложка со скрипом лезет глубоко в рот.
— О! Лакунарная. Поедем к нам.
— Попробую отлежаться…
— Поколем пенициллин.
— Нет, полечусь до завтра без вашего пенициллина, — решаю я. — Я слишком слаб для уколов.
— Не валяй дурака.
Снова звонок и возня в коридоре. Те же и Лора.
— Ты еще не одет? — с порога спрашивает она.
— Он еще жив, — холодно отвечает Ваня. — Порядок?
Лора кивает.
— Девочки, отвернитесь, пожалуйста. — Ваня решителен и энергичен. В его фигуре нет и тени сомнения. — Такси ждет, а до зарплаты полмесяца.
— Какое такси?! — вздыхаю я.
— Разве ты не знаешь, что у нас в городе уже есть такси? — Он бросает мне брюки и свитер.
— И куда? — упавшим голосом спрашиваю я.
— Домой. На «Птичью гору». Без нее тебе смерть!
Попробуй не рассмеяться!
— Не дадут отдохнуть в одиночестве, — бормочу я, натягивая штаны.
— Долго ты будешь ковыряться? — нетерпеливо говорит Лора.
— Конечно, он думает, что это твоя собственная машина, — подпевает Ваня.
Вместо спокойной смерти меня ожидает на «Птичьей горе» Содом и Гоморра. Лора приготовила мне картофельный компресс на горло. Впервые о таком слышу, но подчиняюсь: во-первых, у меня нет сил сопротивляться; во-вторых, мне не хочется обижать ее.
Все отворачиваются, и я залезаю в приготовленную в «ничьей комнате» на диванчике постель. Мне хочется тишины и покоя, но я счастлив.
Неугомонная компания разыгрывает «морским счетом», кто будет колоть меня пенициллином. Потом, как отзывчивые пираты рядом с раненым товарищем, садятся играть в домино на толстой скатерти, повесив на абажур с моей стороны полотенце. Играют тихо, и я засыпаю. Я чувствую себя почти хорошо.
Через три часа будят для экзекуции…
На следующий день меня навещает Таня. Она часто заходит в больницу до или после занятий. Зашла сегодня и узнала, что я болен.
— Я не пойду в школу и приготовлю вам обед, — говорит она, и милое лицо ее преисполняется решимости. Таня снимает свое старенькое пальто и спрашивает, где моя кухонная утварь.
Я смеюсь, благодарю ее и говорю, что обед мне принесут из столовой.