— Ну как хотите! — с облегчением сказал он, вгрызаясь зубами в мякоть. — Вы, наверное, за печатью пришли? Документы при вас? Надо еще уплатить взносы за год вперед.
— Как скажете, — согласился я, с любопытством наблюдая за ним. Ему было лет шестьдесят, но выглядел он довольно моложаво. Аккуратно подстрижен, одет с некоторым изыском, даже по-своему красив, только в глазах была какая-то вялость, вековая лень его предков, желание посматривать на жизнь из окна безопасного жилища и ни во что не вмешиваться. И вздыхал он столь часто, словно нес на своих худых плечах непосильный груз. «Мыльный пузырь», — вспомнил я определение тетушки Краб. Удастся ли ему избежать острой соломинки, которая когда-нибудь проткнет его тонкую пленку? Немудрено, что при таком «народном правителе» всем в поселке распоряжается богатей Намцевич.
Горемыжный доел дыню, и мы пошли в дом, где он долго вертел в руках мои документы, рассматривал их и так и сяк, чуть ли не пробовал на зуб, прежде чем проделать необходимые формальности и проставить печати. Я уплатил взносы.
— Надолго к нам? — Этот вопрос за последнее время я слышал уже столько раз, что он мне изрядно поднадоел. Все словно бы задались целью поскорее сплавить меня отсюда. Чего они боятся? Что я разворошу их муравейник?
— Навсегда! — в сердцах отозвался я, с удовольствием наблюдая, как изменился в лице поселковый староста. У него даже как-то по-смешному отвисла нижняя челюсть, которую он не торопился захлопнуть. — Видите ли, — сжалился я над ним, — меня интересует загадочная смерть моего деда. Согласитесь, что в его гибели есть много неясного. Остались кое-какие вопросы, которые я желал бы прояснить. Вы поможете мне в этом?
— Нет!.. Нет… — почти испуганно вскричал он. — Зачем? Не надо этого делать. Все закончилось, было следствие, была экспертиза — он утонул в результате несчастного случая. И… и хватит об этом. Какие могут быть причины, чтобы возвращаться к этому заново? Не надо. Я прошу вас.
— А что вы так волнуетесь, Илья Ильич? Вас будто бы даже радует, что его смерть признана случайной? Вроде бы так оно поспокойнее, да?
— И ничего меня не радует — с чего вы так решили? Я его очень уважал и искренне жалею. Но… Ведь следствие-то закончилось? — жалобно добавил он, заглядывая мне в глаза, словно виноватый пес. — Может быть, оставим все как есть?
— Следователь мог ошибиться. Или его могли специально «ошибить», — сказал я.
— Да кому же это нужно?
— Убийце.
— Опять вы за свое! — Горемыжный развел руками, чуть не коснувшись кончиками пальцев двух стен. — Уезжали бы вы отсюда, ради Бога. Ну зачем вы приехали?