— Вступить во владение домом.
— Ну вот… вступили и… довольно. Почему вам неймется? Отдыхайте себе на здоровье, рыбку половите. На камешке нашем волшебном полежите, он хорошо хворь вытягивает. Вернетесь в Москву как огурчик. Знакомые вас и не узнают! Хотите, я покажу вам, где он лежит?
— А пойдемте! — согласился вдруг я. Мне и впрямь давно хотелось поглядеть на этот чудо-камень, занесенный в Полынью космическим ветром. А тут и проводник нашелся. Но лишь только я поднялся со стула, как внимание мое привлек один предмет, прислоненный в углу комнаты. Это была дедушкина трость — из ценных, красных пород дерева, с массивным набалдашником слоновой кости, искусно гравированная, с отточенным, стальным наконечником, на который для стойкости было нанесено алмазное покрытие, — с этой тростью он приезжал в прошлый раз в Москву, и стоила она безумно дорого, а подарена ему была неким индийским брамином, с которым он сначала длительное время состоял в переписке, а затем и познакомился лично. Тот брамин тоже был каким-то народным чудотворцем, поэтому они и нашли с дедом общий язык. Да за одну эту богатую трость его могли преспокойненько убить! Горемыжный проследил за моим взглядом и покраснел.
— Пойдемте! — поспешно сказал он, выталкивая меня плечом из комнаты.
«Ладно, решим эту загадку в следующий раз», — подумал я, спускаясь с крыльца. Но теперь поселковый староста казался мне не таким уж безобидным существом, каким он, возможно, прикидывался всю жизнь.
Мы спустились по улице к моему дому, прошли мимо него вправо, продираясь сквозь высокий папоротник, миновали стайку пугливых и худосочных березок, сиротливо ожидающих чего-то у края болота. В глубь его выдвигалась земляная коса, по которой мы добрались до утоптанной зеленой площадки, где в самом центре лежал огромный, черный, весь какой-то пористый валун, напоминающий широкое ложе с изголовьем. Земля вокруг него была выжжена, а в полутора метрах от краев уже таилась и коварно поджидала болотистая топь.
— Осторожно! — предупредил меня Горемыжный, когда я ступил назад, оглядывая редкостный камень. — Это болото засасывает за считанные секунды. Не успеете крякнуть.
Но «крякнуть» мне все же довелось — после того, как я присел на затейливое каменное ложе. Оно было столь горячо, что казалось, под ним или внутри его находится раскаленная печь. Я откинулся на спину, и камень как бы принял меня к себе, в себя, утратив свою жесткость и видимую твердость. Странно, но мне было мягко лежать, словно я находился в своей кровати. Тепло и удобно. Более того, через минуту я почувствовал необыкновенный прилив сил, какую-то особенную, пульсирующую во мне энергию, а вместе с тем предметы вокруг меня стали почему-то расплываться, рассеиваться в пространстве. Горемыжный как-то потускнел, сник, лучи ослепительного солнца начали проходить сквозь его тело, и вот он уже насквозь просвечивал, как кусок слюды. Голова моя кружилась, и мне казалось, что кружится по своей оси сам камень. У меня сейчас было столько сил, что я мог встать и сдвинуть этот чудодейственный обломок космического метеорита с места, поднять его на руки. Мне чудилось, что я лечу, поднимаясь все выше и выше, и вижу внизу себя — распростертого на этом ложе. Я не понимал природы этого странного явления, но теперь оно заботило меня меньше всего — какой смысл искать разумное объяснение непознанному? Все ли может вместить в себя человеческий разум? Есть вещи, которые навсегда останутся для нас тайной… Мне было хорошо, я ощущал невыразимое блаженство и почти терял сознание. Возможно, это было преддверие смерти. Но раз так, то такая смерть — прекрасна, и лучшей нельзя себе просто пожелать…