– Говори, мы наедине. А картина вырисовывается плохая: немцы уже далеко вперед ушли, и мы теперь в глубоком тылу, если по-другому – окружены. Так что армии не жди.
Старшина вновь уселся на бревно.
– Выводы у тебя неправильные. И мысли незрелые, хоть ты и командир.
– Тогда где посыльный из комендатуры или отряда? Разгромлены они.
– Я с заставы не уйду. Буду насмерть стоять, как коммунист.
– Дурак ты, старшина, уж прости… И коли пошел такой разговор, не умереть здесь надо, а как можно больше врагов убить. Сколько мы сегодня положили?
– Да кто ж их считал?
– Вот убей сто, двести, тогда и помирай. Когда каждый так сделает, все войско немецкое сгинет. А до той поры о смерти героической даже думать запрещаю.
Старшина не знал, что и ответить.
Федор поднялся:
– Дел полно, а мы расселись. Пока тихо, бери пару бойцов. Пошуруди тут, провизию поискать надо – сухари, консервы… Иначе с голодухи сдохнем.
– Верно.
– А я бойцов организую на похороны, братскую могилу рыть надо.
– Ты о ком сейчас говоришь? О погранцах или о немцах?
Федор в ответ только вздохнул. Старшина – служака добросовестный, в бою сдюжил, но временами его тупость солдафонская просто раздражала.
Они направились к бойцам, и Федор попросил:
– Ты дорогу запоминай… Ни шагу в сторону, чтобы на мину или растяжку не напороться.
– Сам также думал. Как думаешь, командир, долго ли война продолжаться будет? Месяц-два?
Федор опешил, повернулся:
– Скажу тебе одному, не для передачи – года три-четыре…
Федор мог бы назвать и точную дату ее окончания, но он понимал, что старшина не поверил бы ему. А случится, что они выйдут к своим, стуканет куда следует. Ведь в понятии старшины это и не донос даже, а позиция принципиального коммуниста, выискивающего в своих рядах вражескую гидру. Да по-иному и быть не могло, если и в газетах, и по радио, и на партсобраниях постоянно говорили о выявленных вредителях, наймитах империализма, агентах иностранных разведок, причем разведок самых экзотичных стран, вроде Парагвая. Если человеку вдалбливать это изо дня в день и год за годом, поверит.
Старшина с бойцами вернулся на заставу, и десяток бойцов приступили к рытью братской могилы в лесу. Песчаник, рыть легко, но уж больно малы саперные лопатки, годятся только окоп отрыть. Все остальные инструменты сгинули на заставе.
– А гробы, товарищ лейтенант?
– Пока война, забудь. Документы бойцов мне отдайте, тела в плащ-накидки заверните.
– С немцами что делать?
– В воду столкните. Жарко, они к вечеру завоняют. Мы их не звали, пусть плывут подальше. Хотя подождите… Соберите у гитлеровцев документы, я посмотрю, какие армейские части на нас брошены.