— Приходите к нам сегодня обедать, ладно, Джим? — вдруг сказала она.
— Сегодня?
— Папа тоже будет рад, я знаю.
— Я непременно приду, — пообещал он.
За оживленной, дружеской беседой обед прошел очень непринужденно. Никто не торопился вставать из-за стола.
— Давайте встретимся завтра в полдень, Джим, и вместе перекусим, — сказал мистер Карвер, прощаясь с Макэлпином. — Я хочу о вас поговорить с нашим главным редактором мистером Хортоном.
— Он тебе нравится, правда? — спросил он у дочери после ухода Макэлпина.
— Да, очень нравится. Он интересный человек.
— Имей в виду, что у него ни гроша за душой.
— Он ведь не бизнесмен.
— И тем не менее остановился в «Ритце». Красивый жест. Сжег за собой мосты.
— Мне и это в нем нравится. А тебе?
— Пусть его, меня это не тревожит.
— Тревожит что-то другое?
— Да, Кэтрин.
— О! А мне казалось, ты от него в восторге.
— Ну, разумеется, в восторге, но, милая моя, у меня все-таки газета. И эта его особенность — ты ее тоже заметила — это непоколебимая убежденность в правильности своих суждений…
— Да, в нем это есть.
— Это не просто самоуверенность. Он убежден, что мир таков, каким ему представляется.
— Но это же хорошо, это так редко встречается, — не сдавалась Кэтрин.
— Знаю, что редко. И знаю, что хорошо, — согласился он. — Мне это тоже нравится. Но у меня газета. Когда я поручаю новому сотруднику колонку, мне небезынтересно знать, не поставит ли он меня когда-нибудь в затруднительное положение. Такие вещи нужно принимать в расчет.
— Ах как мы благоразумны! — засмеялась Кэтрин. — Но меня не проведешь. Я вижу, что он пришелся тебе по вкусу.
— Не спорю, — ответил отец. — Но хочу сперва удостовериться, что не выпускаю из бутылки джинна.
На следующий вечер, в одиннадцать часов Макэлпин должен был встретиться с Кэтрин на радиостудии. Кэтрин выступала в организованной Молодежной Лигой передаче с призывом собрать средства в помощь увечным детям. Времени оставалось еще порядочно, и Макэлпин решил выпить по коктейлю с Чаком Фоли. Хотя война разлучила их и жили они в разных городах, Фоли по-прежнему оставался самым близким его другом. Много лет назад Фоли работал в рекламном бюро, мечтал стать поэтом и даже выпустил тоненький сборник сентиментальных стихов. Но потом он устроился главным бухгалтером в одном монреальском агентстве, забросил поэзию, редко виделся с товарищами по колледжу, а жене, которая жила в другом городе, пересылал деньги во почте, чтобы она оставила его в покое. И все же Фоли никогда не забывал о Джиме и старался его опекать. У Макэлпина еще до того, как он начал преподавать в университете, выдалась однажды очень тяжелая зима, когда, оставшись без гроша, он по уши увяз в долгах и мерз в холодном весеннем пальтишке. Тогда никто из его приятелей, кроме Фоли, не заметил, что ему холодно и голодно. Преуспевавший в ту пору Чак Фоли объявил однажды, что хочет купить новое пальто, а старое, вполне хорошее и дорогое, отнес Макэлпину, уверив приятеля, что ему самому оно не нужно. Об этом пальто Макэлпин никогда не забывал.