В полдень они завтракали с Кэтрин в кафе «Мартэн», и Кэтрин говорила, как он поедет делать свою колонку в Париж. Она влила в него уверенность и воодушевление и увлекла его далеко-далеко от кафе в негритянском квартале. После ленча он сопровождал ее по магазинам, и его захватило радостное ощущение их растущей близости, угадываемое по множеству милых примет. Сперва они зашли к ювелиру, где Кэтрин заказала новую оправу для доставшейся ей от бабушки старинной броши. Объясняя приказчику, что нужно сделать, Кэтрин то и дело поворачивалась к Макэлпину, как бы ища его одобрения, и вдруг рассмеялась.
— Что случилось? — спросил он.
Но Кэтрин не ответила, а только, улыбаясь, покачала головой. А в универмаге, когда, покупая перчатки, она спросила, нравятся ли они ему, улыбнулся он.
— А вы чему улыбаетесь? — спросила Кэтрин, но Джим тоже не стал объяснять.
Наконец, в шляпном магазине, когда Кэтрин платила за две купленные ею шляпки, оба они нечаянно встретились глазами и рассмеялись. Прогресс, прогресс! А ведь мы совсем сдружились, сказали их взгляды.
Все это возвращало ему уверенность в себе. Еще увереннее он почувствовал себя, обедая вместе, с Кэтрин у Дрейперов в их большом каменном особняке на Уэст-маунт. Обед был прескучный. Дрейпер, владелец сети кафетериев, только о них и говорил, и Макэлпин все время ощущал немую мольбу Кэтрин увезти ее куда-нибудь, где бы они смогли остаться наедине. Да, теперь к нему полностью вернулась уверенность в себе, а ведь не далее как накануне вечером он чувствовал себя настолько робким, что не рискнул войти в негритянское кафе.
Проводив Кэтрин домой и вернувшись к себе в гостиницу, он решил, что еще рано и следовало бы куда-нибудь съездить, после чего со спокойной душой вышел на улицу, поймал на Шербрук такси и поехал на Сент-Антуан.
На этот раз, входя в кафе, он не испытывал ни малейшей неловкости.
Широко распахнутая дверь вела из розового фойе в переполненный бар. Возле узкой лестницы, ведущей в ночной клуб, помещалась билетная касса. Перед Макэлпином шли двое хорошо одетых белых мужчин, он купил билет и стал подниматься вслед за ними. Наверху метрдотель, сурового вида мулат, попросил его предъявить билет и указал на столик с четырьмя металлическими стульями, один из тех, что окружали тесное пространство, отведенное для танцев. Играл джаз — шестеро музыкантов-негров. Однако Макэлпин отказался от столика. В дальнем конце зала он заметил отделанный розовой кожей и никелем бар и решил, что там он будет меньше привлекать к себе внимание. Взяв у темнокожего бармена порцию водки с содовой, он принялся исподволь оглядывать зал.