— Понятно, — кивнула я.
И Профессор понял, что я поняла.
Сегодня я встретилась с В., вместе с еще одной девушкой она живет в отгороженном занавеской конце коридора, спит на полу и носит воду из дома напротив. При этом не просто счастлива, а в восторге от подобной жизни. Как же так? Неужели она рада тому, что растворилась в потоке новой доблестной жизни? Или ей так только кажется, из-за всех этих плакатов, развевающихся в воздухе? Впрочем — всё едино.
Мы явно начинаем сдавать и уже готовы вспыхнуть по любому поводу. Меня по-прежнему считают отщепенкой, не соблюдающей приличия. Сегодня по дороге в гостиницу Третий Профессор вдруг вскочил с места в омнибусе и завопил: «Я не могу сдержать радости! Не могу молчать! Мне хочется влезть на крышу и запеть: «О, страна надежды и славы[19]»! Видели бы вы, какой ужас отразился на их лицах во время этой выходки и какое мрачное торжество блеснуло в моих глазах! Двое наших спутников усадили Третьего Профессора на место, бормоча, что надо держать себя в руках (ради чести полка, я полагаю), а затем принесли мне извинения, сказав, что бедняга, видимо, выпил лишнего. Инцидент был исчерпан, но небольшая трещинка все же осталась. Теперь всякий раз, когда я оказываюсь поблизости, Третий Профессор отворачивается и делает вид, будто заметил что-то интересное на другом конце улицы.
Однако со стороны кажется, что наше погружение в реальность идет своим чередом. Чтобы не выделяться из общей массы, мы педантично зовем друг друга «товарищ». Это слово здесь слышишь повсюду — на улицах, в разговорах. Оно заменило прежних «папашу» и «братишку». Но Россия еще не изжила влияние Достоевского: исступленное сострадание сочетается здесь с бессмысленной жестокостью. На днях я стала свидетельницей того, Как двое мужчин, привычно ругавшихся на улице, вдруг наскочили друг на дружку, один из них повалил противника и ногой пнул лицом в грязь. Папаша, братишка, возлюбите друг друга! Я убил Ивана за то, что он украл мой перочинный ножик.
Сегодня мы посетили Кремлевскую Гробницу, так до сих пор называет ее Бизнесмен. Это здание находится у стен Кремля посредине Красной площади, отличающейся великолепными пропорциями. Гробница построена из оникса (так мне показалось) и красного гранита. Как и большинство современных российских памятников, она кажется тяжеловесной и похожа на гигантское пресс-папье. Весь день перед ней толпится очередь: люди медленно — шажок за шажком — движутся к входу, который охраняют солдаты.
Вместе с гидом мы пристроились в хвосте очереди; замотанные в платки люди держались необыкновенно тихо: не просто не разговаривали, но были исполнены какого-то внутреннего молчания. Постояв рядом с ними, вы начинаете понимать, какого мистического смысла исполнено для них это посещение, и почти готовы разделить их чувства. Вам тоже хочется испытать восхищенный трепет перед этим умершим, но живым божеством.