) призыва не сродни советскому плакату?
Какие еще награды? Для бедных христиан — рай в будущем, для бедных большевиков — будущее супергосударство. Мир полон воздаяний, но поколения умирают, так и не изведав их. Ленин первый, кто пообещал рай здесь и сейчас, но и сам не дожил до этого. Его имя мерцает повсюду в России, как неуловимая звезда; но его решительность, его чувство реальности, его поглощенность бесконечным настоящим — где они? Какая отступническая доктрина затмила их?
«Новая религия», конечно!
А., которому время от времени поддакивала жена, все выше и выше взлетал по лестнице риторики. У меня возникло ощущение, что эти двое, как и все русские, которых я встречала, заняты надуванием огромного мыльного пузыря своей веры — не сознавая, что он неизбежно лопнет, они мчатся во весь опор к распаду, хаосу и торжеству реальности.
Я попыталась было облечь в слова эти свои ощущения.
Но А. разбил мой лепет и продолжил наступление, распаляясь от собственных слов:
— Серп и молот, работа для всех, душа каждого русского...
— Мне кажется, — попробовала я робко возразить, — что такая исключительно личная и индивидуальная собственность, как душа...
Но на его визионерских вершинах не было для меня места.
Уж не знаю, как это произошло, но в какой-то момент я упомянула при его жене о лимонах.
А. тут же со стуком спрыгнул с небес на землю.
— Лимоны? Вы сказали «лимоны»?
Мой собеседник переменился в лице. Выражение транса и фанатичный энтузиазм исчезли. Он снова стал похож на человека: линии лица вдруг смягчились и оживились радостью, он весь как-то похорошел.
— Вы сказали «лимоны». У вас есть лимоны? Я кивнула.
Небожитель пересек комнату и в какой-то любовной ярости потряс меня за плечи.
— И вы мне ничего не сказали! Мне сразу показалось: какая-то вы странная. Я тут говорил-говорил, а вы все это время хранили свой секрет! Пойдемте. Мы поедем в моем автомобиле. Не будем терять ни минуты. Возьмите пирожные. Все. Да, все. Не будем терять ни минуты. Мою шляпу, Наташа. Я поехал за лимонами.
Какими красивыми становятся люди, когда они смеются! О, хрупкие пузыри теорий, вы не устояли перед маленьким фруктом с грубой желтой корочкой. Как мало солнца надо, чтобы растопить замерзшую реку!
А., освободившись на время от своих коммунистических шор, стоял в вестибюле гостиницы, прижав к груди восемь лимонов. Он раскраснелся от смущения и радости и не знал, что сказать, только бормотал всякие глупости, из которых я разобрала лишь отдельные фразы.
Он не забудет. Никогда-никогда. Он всегда считал ирландцев самыми обаятельными, обладающими самым богатым воображением, самыми понимающими... а может, ему положить их в шляпу — так будет надежнее?