Я попытался говорить с ним на итальянском – не понимает, на английском – с трудом, подбирая слова. Он указал пальцем на себя: «Жан, Марсель».
Кое-как, на смеси английского, нескольких французских слов и языке жестов удалось понять, что судно их попало в шторм и, получив повреждения, затонуло. Ему повезло – он ухватился за обломок мачты и так продержался двое суток. Где остальные члены экипажа и что с ними, Жан не знал.
Затем, коверкая слова, Жан попросил доставить его в Марсель, пообещав хорошо заплатить.
Кондрат, взяв бороду в кулак, задумался.
– А сколько до Марселя этого хода?
Я прикинул расстояние до южного побережья Франции – получалось дней пять-шесть. Кто же может сказать точнее, если скорость нашего ушкуя зависит от ветра, надувающего парус. Нет ветра – и парус висит безвольно, лишая судно хода и маневра.
– И сколько он заплатит? – спросил меня Кондрат.
Я потер большой и указательный пальцы. В России да и во всей Европе этот жест был распространен и понятен любому человеку.
Жан бойко затараторил на французском, из которого я ничего не понял. Спохватившись, он перешел на сносный английский. Насколько я его понял, Жан – человек небедный, погибшее судно принадлежало ему, он понимает сомнения владельца ушкуя и готов по прибытии заплатить десять золотых луидоров.
– Слышь, Юра, что это за деньги такие?
– Ихние, навроде дублонов или флоринов.
– Вот же скупой французишка. Мы его от смерти спасли, теперь неделю до Марселя, а потом еще и назад – это же сколько времени потеряем! Скажи ему – двадцать!
Удалось договориться на пятнадцати.
Мы отвернули от берега и взяли новый курс, забирая левее, с расчетом пройти рядом с островом Корсика.
Жан сновал по кораблю, с удовольствием ел кашу с мясом. Вот сухари наши из черного хлеба ему не понравились.
За несколько дней, проведенных на судне, Жан почти сдружился с командой: был весел, не чурался работы, помогая матросам при перемене галса подтягивать шкоты. В общем – освоился. И тем неожиданнее было его поведение, когда мы уже обходили остров Корсика с севера, собираясь лечь на Марсель.
С запада к нам направился небольшой – не больше нашего ушкуя по размеру – корабль. Генуя была в дружеских отношениях с Францией, и поэтому мы к появлению их корабля отнеслись спокойно. Расстояние между нами и кораблем быстро сокращалось. И вел он себя подозрительно: явно шел нам наперерез, и, когда приблизился, стало ясно, что это военный корабль. На носу стояла маленькая пушчонка на вертлюге, на палубе сновали моряки в форменной одежде.
Приблизившись на кабельтов – меньше двухсот метров, – пушка выстрелила, и ядро шлепнулось у нас перед носом прямо по курсу. На всех флотах это был приказ остановиться.