Вот и площадь перед рынком. Что-то на ней народу многовато, и все столпились в одном углу.
С возвышения читал какую-то бумагу глашатай. Купцы хотели пройти мимо, а я решил послушать.
– А пусть его, чего там интересного? – сказал Ксандр в ответ на мою просьбу остановиться и послушать. Однако же я остановился.
Глашатай говорил о болезни сына дожа Генуи – единственного его наследника, и обещал щедрую награду тому, кто вылечит его. Окружающие качали головами: нет, уж сколько врачей у него перебывало – никто не помог. Видно, дожу за него в церкви молиться надо.
Мне стало любопытно. Что это за болезнь такая, которую вылечить невозможно? А вдруг получится? Меня толкало профессиональное любопытство, и – чего скрывать? – чувство некоторого превосходства, основанное на более глубоких знаниях.
Я догнал купцов и предупредил, что отправляюсь во дворец дожа. Потом вернулся к глашатаю, уже сошедшему с возвышения.
– Я врач, хочу осмотреть сына дожа.
Глашатай коротко бросил:
– Следуй за мной.
Идти было недалеко – дворец Дожей был в центре города. Перед дворцом располагался ухоженный сад с фонтанами, а перед входом стоял флагшток с флагом Генуи – красный крест на белом фоне. По обеим сторонам от входа стояли навытяжку гвардейцы в начищенных кирасах и с алебардами.
Однако мы прошли мимо входа и, миновав фасад, завернули за угол и вошли во дворец через боковую дверь. Конечно, кто поведет неизвестного чужеземца через парадный вход?
Меня проводили к управляющему.
– Кто ты, чужеземец, и как твое имя?
– Юрий из Московии.
– Твоя страна далеко, а язык наш, вижу, ты знаешь – это похвально. Ты хочешь попробовать свои силы? Тогда знай: вылечишь – получишь слиток золота, а не сможешь – последуешь за своими предшественниками.
– А что же с ними случилось?
– Тебе лучше об этом не знать, чужеземец! Ты еще не передумал?
– Рискну.
– Тогда иди за мной.
Меня провели по коридорам в большую комнату.
На огромной кровати возлежал на высоких подушках юноша лет восемнадцати. Лицо бледное, осунувшееся, какое бывает у длительно и тяжело болеющих людей. В голове мелькнуло: «Похоже, я зря сюда пришел, парень – не жилец». Хоть и любил я свою профессию, считая ее призванием, но и я не всесилен, учитывая состояние лабораторной базы, а вернее – почти полное ее отсутствие, так же как инструментария и аппаратуры. Ну а фармакология вообще находилась на уровне порошка из высушенных жаб.
Но обратного хода не было.
В начале осмотра меня удивила ночная ваза, или, проще говоря – горшок, стоящий у кровати. У молодого парня – и такое? Я не побрезговал открыть крышку – хм, а ведь его содержимое похоже на рисовый отвар, один из признаков холеры.